— Я разговаривала по телефону, — ответила она уже готовое оправдание.

— Все хорошо?

— Ага! — она сверкнула улыбкой.

— Хорошо, — он сунул руки в карманы, но не повернулся, чтобы уйти.

— Хорошо — повторила она, и нажала на дверь.

— Послушай, — сказал он, еще раз блокируя дверь ногой. — Ты на крыше ничего не слышала? Мама сказала, что, возможно, она слышала енота.

— Нет — быстро ответила Изобель, возможно, слишком быстро. Она попыталась стереть с лица любое знание о чем-либо. — Нет, — повторила она. — Ничего

— Ну что ж, — сказал он, — ты не возражаешь, если я посмотрю?

— Папа! — взвизгнула она. Она оттолкнула его ногу своей собственной и закрыла дверь прямо перед его носом. — Просто подожди, пока я не выйду из душа! Я голая!

— Ладно-ладно! Я подожду, подожду!

Изобель еще минуту постояла у дверей, прижимаясь к ней ухом и прислушиваясь. После того, как затихли звуки его шагов, она приоткрыла дверь снова и увидела, как он спускается вниз по лестнице, что-то бормоча себе под нос.

Она закрыла дверь и повернула замок, затем подошла к окну и приподняла его.

— Что ты делаешь? — прошипела она в темноту.

Она не смогла увидеть его на выступе крыши, он медленно подполз к ее окну и, остановившись, по крайней мере, в футе от него, спрыгнул.

Изобель выбралась наружу через окно. Она присела на подоконник и высунулась на морозный воздух, холодный ветер трепал ее волосы, а она смотрела на него, поднимающегося в положение стоя.

Он шагнул вбок и стал идти вверх по наклонной крыше к ней, одна нога осторожно следовала за другой, в то время как он двигался с ловкостью канатоходца.

Ворен ничего не сказал, когда подошел ближе, его угольно-черные волосы слегка развивались на ветру. Он наклонился вниз и поднял небольшую нейлоновую сумку, которая зацепилась за приподнятую черепицу. Когда он подошел достаточно близко, он ухватился за подоконник и подтянулся вперед. На мгновение они оказались лицом к лицу. Их глаза встретились.

Затем внезапно он отвел взгляд, повернувшись, чтобы присесть, подогнув колени и гремя цепочками.

Она безмолвно смотрела, как он поставил сумку-холодильник между сапог, словно устраивался на пикник или что-то типа того. У нее в голове мелькнуло изображение мешков крови в больницах, полные вставленных соломинок для сока.

Она устроила ноги так комфортно, как позволял ей край подоконника.

Между ними было наэлектризованное пространство, полное нематериальных и непослушных электрических зарядов. Никто из них ничего не говорил. Ветерок прошелестел мимо, качая ветви деревьев и принося с собой пряный запах засохших листьев и дыма из трубы.

Наконец, она услышала, как он расстегнул сумку, и увидела, как он вытащил из нее маленький цилиндр.

— Я подумал, что, может, тебе понравится попробовать немного этого ужасного мороженого, — сказал он.

Когда Изобель посмотрела на коробку, что-то внутри нее сломалось. Она почувствовала это, словно лавина. Потом последовал поток тепла, обжигая кончики ее пальцев, чтобы согреть от холода коробки, в то время как она взяла ее одной рукой.

В тусклом свете, который струился из ее комнаты, она могла разглядеть на коробке маленьких обезьянок, раскачивающихся на лозах вокруг упаковки. Она прочитала на этикетке «BANANA FUDGE SWIRL» и почувствовала какое-то неуловимое ощущение, которое пришло с пониманием того, что на самом деле он помнил это.

Затем он протянул ей ложку, глядя на нее из-за дуги, сделанной из белого пластика, с такой силой, что она испугалась. Она почувствовала, как внутри нее разворачивается чувство, как будто она переживает первые резкие взлеты и падения с американских горок, при этом будучи уверенной, что впереди ее ожидает еще много петель.

Изобель медленно взяла ложку, с таким жестом, что, казалось, она несет с собой какую-то огромную важность, но Изобель не совсем поняла какую. Он отвел взгляд, отпуская ее.

Любопытная улыбка появилась с одной стороны ее губ, когда она смотрела на него, открывающего свою собственную коробку. Он вытащил ложку из нейлоновой сумки, а потом молча стал копаться в ней.

Изобель взяла достаточно большую порцию мороженного, наслаждаясь сочетанием банана и шоколада.

Она не могла оторвать глаз от его рук, от этих длинных пальцев, которые двигались так изящно. Его серебряные кольца сверкнули в свете из ее окна, и она сосредоточилась на своих пальцах, прежде чем, прочистив горло, сказать: