— Ты сваришь похлебку?

— Нет, — почему-то смущенным тоном ответила Нофаро, — я их варю просто так, потом заправляю маслом… Дарей ест с удовольствием.

Лаис взглянула на охапку чуть пожелтелых зеленых стручков, на которых еще кое-где сохранились подсохшие белые с черными пятнышками цветки, и нахмурилась.

— А что у тебя на ужин, рыба или мясо? — спросила она самым невинным голосом.

Нофаро бросила на подругу быстрый взгляд, но Лаис сделала вид, что не заметила его, продолжив старательно чистить бобы.

— Сыр, — буркнула Нофаро.

— Сыр? — задумчиво повторила Лаис. — И какой же? Козий? Овечий?

— Да нет, в последнее время Дарей полюбил коровий сыр.

Лаис прищурилась.

Некоторые подозрения появились у нее, еще когда она ощутила этот ужасный запах чеснока, исходящий от Нофаро, теперь же они окрепли…

Странные дела творятся в этом доме!

— Что ты говоришь? — хмыкнула Лаис. — Коровий сыр? Ну надо же! И белые бобы… Ты ешь чеснок, чтобы он к тебе не прикасался, а коровий сыр и эти бобы даешь ему, чтобы его мужская сила ослабела и чтобы он почаще бегал в отхожее место?! Ты что, разлюбила Дарея?!

Мгновение Нофаро смотрела на нее испуганными голубыми глазами, а потом слезы хлынули из них с такой стремительностью и так обильно, что потоками скатились с тугих щек Нофаро на пышную грудь и намочили ее тщательно вышитый желтый хитон.

— Что ты такое говоришь?! — прорыдала Нофаро. — Я разлюбила Дарея?! Нет, просто я не хочу, чтобы он разлюбил меня!

Лаис даже не успела воскликнуть: «Что за ерунда!» или спросить: «Что произошло?!» — слова полились из Нофаро такими же бурными потоками, как слезы:

— Мы предавались любви каждую ночь, по нескольку раз в ночь, а иногда и днем — кроме того времени, когда я нечиста. Однако прошло уже полгода, а я не могу зачать. Мне даже казалось, что кто-то заговорил меня или наш дом. Но я положила у входа тряпку, пропитанную своими первыми месячными выделениями, которые пришли после утраты девственности… Я сделала все так, как учила Кирилла, помнишь? Но ничего не изменилось. Я по-прежнему неплодна. И я страшно боюсь, что Дарей охладеет ко мне из-за этого. Потому-то я не завожу рабыни: а вдруг она совратит Дарея и понесет от него? Он такой пылкий…

И Нофаро зарыдала в голос.

— Погоди! — Лаис зажмурилась и выставила вперед ладони, пытаясь остановить эти потоки бурных слез и бессвязных слов. — Ты не можешь зачать — и при этом пытаешься умерить мужскую силу своего супруга? Я ничего не понимаю! Или тебе не доставляет удовольствия его пылкость, раз ты набиваешь себе рот чесноком?!

— Ну как же ты не понимаешь?! — возмущенно завопила Нофаро. — Ведь с завтрашнего дня начинаются Фесмофорис! Поэтому я так и поступаю!

Лаис только и могла, что растерянно моргать. Она в жизни не слышала ни о каких Фесмофорис! Уж чему только не обучали в школе гетер! Уроки по теологии были одними из самых любимых у Лаис. Еще Леодор, ее отец, когда-то приучил свою маленькую львицу интересоваться жизнью богов и богинь. Благодаря рассказам Леодора они казались Лаис не просто вершителями судеб, но и напоминали людей с их страстями и радостями. Она с замиранием сердца слушала истории о богах и героях, она знала все их имена, однако о Фесмофорис слышала впервые.

— Ах да, — всхлипнула Нофаро, — об этом аулетридам не рассказывают! Это магия замужних женщин!

Лаис отлично знала, что жизнь гетеры весьма отличается от жизни жены. Те почти все время проводили в гинекеях — особых «женских» помещениях дома. Там они ожидали исполнения своего предназначения — рождения ребенка. После этого жизнь становилась несколько свободней: женщины могли даже бывать на театральных представлениях, на гуляньях, в храмах и на рынках, но только в сопровождении мужа, отца или брата. Никому из мужчин и в голову не могло бы прийти позвать свою жену или жену друга на симпосий, куда охотно приглашали гетер или аулетрид! Женщины не могли появляться в гимнасиях… Вообще им не было места там, где происходило воспитание мужчин.

Конечно, гетеры обладали неизмеримо большей свободой, однако, по сравнению с замужними женщинами, их было гораздо меньше. Эллинские девушки предпочитали спокойную, уважаемую, пусть и скучноватую, семейную жизнь! Не всем самостоятельность и независимость казались привлекательными. Нофаро попала в школу гетер по произволу отца, присвоившего ее приданое, и была счастлива, когда Дарей забрал ее с собой в Мегару…

— Фесмофорис, — утирая слезы, начала рассказывать Нофаро, — справляются только женщинами в честь двух богинь — Деметры и Персефоны. Ведь они покровительницы всяческого плодородия! Фесмофорис празднуют и весной, и осенью, а в Мегаре — в разгар лета, когда плоды и семена только начинают завязываться. В празднике может принять участие любая женщина, желающая благополучного зачатия и разрешения от бремени, однако она не должна спать с мужем в течение девяти дней до праздника. Поэтому нам предписано давать мужьям успокаивающую еду и жевать чеснок. Ах, как мне трудно отказывать Дарею, если бы ты только знала! — простонала Нофаро. — Его не останавливает даже запах чеснока, он все время пытается приблизиться ко мне. Я уже подумывала о том, чтобы использовать какое-нибудь зелье, ослабляющее желание, да совершенно забыла, что советовала Кирилла.

— «Трава сатирьон возбудит любого мужчину, коли у головы ты положишь эту траву, но если ж во время соитья положить ее в ноги, самый неистовый муж ослабеет и будет с тоскою взирать на орудие, что вдруг поникло бессильно», — произнесла Лаис, стараясь подражать величественным интонациям бывшей пифии, и погрозила подруге пальцем: — Не вздумай это сделать! А вдруг орудие Дария навсегда ослабеет? Ты же потом сама с ума сойдешь! Лучше поговори с ним, объясни ему, почему его избегаешь. Если он хочет ребенка, он пойдет на любые жертвы ради этого.