— Вот как ты заговорил!

— Аль не правду сказываю?

— Пусть будет по-твоему, не отец я тебе. Но разве посадником посылал тебя в Туров, обделен ты мною был? Знаю, ты великого княжения алчешь, но я волен отдать его тому из вас, кого сам изберу.

— Слышал, ты Борису Киев отдать вознамерился.

— Далеко же слух тот разнесся.

— Ужли не так?

— Может, и верные те слухи.

— Однако по старшинству мне в Киеве сидеть.

Встал Владимир:

— По старшинству, сказываешь? Нет, кому в Киеве сидеть — мое желание, а воля — Божья. Ты же, Святополк, в Туров боле не воротишься, будешь в Берестове, покуда я укажу.

Путша в Туров не торопился, в Вышгороде задержался. Здесь у боярина хоромы и ключница, молодая, пышнотелая. Славно живется Путше в Вышгороде. Но вот ворвался к боярину Тальц с недоброй вестью. По горнице мечется, шуба нараспашку, шапка, того и гляди, с лысой головы свалится. Брызжет боярин слюной, говорит взахлеб:

— Князь Владимир Святополка из Турова выманил, в Берестове в клети за крепким караулом держит.

Путшу мигом страх пронял, руки и ноги будто чужими сделались. Ну как прознает Владимир, что он Святополку от киевских бояр письма передавал и всякие вести, что он, Путша, заодно с доброхотами туровского князя.

А Тальц к Путше склонился, шепчет:

— Еще известно, жену Святополка с латинянином везут.

И снова по горнице забегал, бородой затряс:

— Ну как Святополк на нас покажет? Надумал бы ты, боярин, как князя Святополка из беды вызволить. Ума-то у тя палата!

Но Путша Тальца плохо слушал, он о своем думал. У него уже первый страх исчез. Он не таил от великого князя ничего, что в Турове делалось, и о том пресвитер Илларион подтвердит, а потому сказал Тальцу:

— Ты, боярин, не семени, послушал бы совета воеводы Блуда. А Святополку бежать надобно к Болеславу.

— И, плетешь такое, — замахал на него Тальц. — Как побежишь, коль караул к нему приставлен.

Почесал Путша затылок, промолвил:

— Надобно иерею Анастасу челом бить, пусть слово за Святополка замолвит.

— Разумно мыслишь, боярин Путша, мы с Еловитом седни и отправимся к иерею.

В горницу вплыла пышнотелая ключница:

— Велеть ли девкам повеселить боляр?

Голос у нее мягкий, не говорит, кошкой мурлычет.

— Не до них, — прогнал ключницу Путша и снова поворотился к Тальцу: — С Анастасом поговорить надобно, к его голосу великий князь прислушивается.

— Да уж так.

— Коли же Владимир княгиню Марысю в клеть заточит, то уж тут король за свою дочь вступится.

— Вестимо!

— Значит, ты, Тальц, с Еловитом иерея Анастаса улещите, а я удумаю, как Болеслава оповестить. Да к боярину Блуду загляну. Еще, боярин Тальц, как-либо дай знак Святополку, в беде его не оставим.

В Берестово Александр Попович отправился, даже не передохнув с дороги. Накануне приехал в Переяславль гонец, передал наказ великого князя немедля ехать в Киев.

Сытые кони легко несли легкие санки. Кутаясь в шубу, Попович гадал, что за надобность у Владимира Святославовича к нему. Однако, зная великого князя, решил попусту не покличет.

Где день, где ночь — Святополк уже не замечает. Прошло немало времени, как он оказался в клети. Опустившись на сколоченное из грубых досок ложе, покрытое конской попоной, Святополк дерет пятерней неухоженную бороду. Она отросла, взлохматилась. Длинные волосы, не перехваченные ремнем, рассыпались, а под измятой грязной одеждой тело в баню просится, чешется.

От стражников князю уже известно, что из Турова привезли в Вышгород Марысю с епископом и держат в порубе.

Приходил к Святополку иерей Анастас, просил покаяться в грехах, открыться великому князю, но у Туровского князя ответ один, нет на нем никакой вины. Покидая клеть, Анастас шепнул, что бояре о нем не забыли и на их помощь пусть он, князь Святополк, надежду имеет.

Но чем могли помочь ему бояре?

Зима на весну повернула. На выгреве уже звенела капель, а шустрые воробьи затеивали драки. Святополк ждал прихода Владимира, туровский князь еще не терял надежды на свое освобождение…

И великий князь явился. Следом отрок внес зажженную свечу. Поморщился Владимир:

— Дух от тя зловонный… Садись. Что молчишь? Либо речь нам вести не о чем? Заступников у тя, Святополк, много. Борис просит, Анастас оправдания находит, и даже воевода Блуд ратовал. Ему бы с чего?

Сказал и направился к выходу. У самой двери остановился:

— Ты Борисом в прошлом разе попрекнул меня. Так Борис не токмо нрава кроткого, но и разумом не обижен. В нем кровь византийских императоров. А Русь с Византией соседи. Тебя же отпущу, но не в Туров, в Вышгород. В вышгородских княжьих хоромах жить станешь.