Воевода в Переяславль засобирался, да князь отговорил:

— Съездим, Александр, в Берестово, на лов сходим. Сказывают, лис развелось, озоруют. Разомнемся.

Дорога накатанная, до села вмиг домчали. Еще из саней не выбрались, как на крыльцо Предслава выскочила. Воевода обнял ее, сказал добродушно:

— Экая ты у нас красавица. Годков бы тридцать мне назад, чем бы я тебе не жених.

Предслава зарделась, а Владимир, пригладив седые усы, проговорил:

— Я те, воевода, сказывал, король ляхов руку свою Предславе предлагал.

Покинула Предслава горницу, отрок в нее заглянул:

— Там тебя, князь, боярин Путша дожидается, вслед за тобой прикатил.

— Эко, и здесь сыскал! — встрепенулся Владимир.

— Впустить ли?

Отрок удалился, а вслед за ним ушел и Попович. На пороге едва не столкнулся с Путшей.

Владимир боярина встретил стоя и, едва Путша порог переступил, спросил:

— Какие вести, боярин Путша? По здорову ли Святополк?

Путша откашлялся, заговорил не спеша, тихо:

— Князь Святополк в полном здравии. Княгиня его с духовником своим от короля вернулась.

— Что передал пресвитер Илларион?

— То и поп тебе, князь, велел передать.

— Имеешь ли еще что, боярин?

— Слышал, князь Святополк сказывал княгине, по весне будто бы в Гнезно к Болеславу намерился.

— Еще что?

— Боле нечего мне сказать тебе, князь.

— Тогда иди, боярин, и покличь мне отрока.

Путша вышел, и вскорости вбежал отрок, остановился выжидающе у порога.

— Верни воеводу, — бросил ему Владимир и, склонив голову, задумался.

Нет, не признает его Святополк за отца. Ярополка кровь в нем. И Святополк так считает…

Очнулся старый князь с приходом Поповича. Поднял на него глаза, сказал, качая головой:

— Вот и снова весть нерадостная. — Усмехнулся горько. — Догадываешься, о чем речь?

Попович кивнул.

Владимир снова заговорил:

— Ведаю я одно, Александр, козни те в плоде задушить надобно, либо наперед вижу, с моей смертью большой крови пролиться.

Воевода снова промолчал.

— Как предупредить то, Александр? Знаю, не хочешь сказывать, меня жалеешь. А ты жалости ко мне не имей, да и не люблю я ее. Коли же не дашь ответа, я сам надумаю, как быть. — И махнул рукой недовольно: — Оставь меня, воевода.

Возвращались из Берестова к вечеру третьего дня. Днем мороз отпустил, однако ближе к ночи снова начал забирать. Скрипел полоз, и сани заносило на поворотах. Владимир сидел нахмурясь. Один раз на неудачную охоту посетовал: и лис действительно много, а вот на тебе, ни одну не загнали. Бывает же такое…

Потом спросил:

— Ты, Александр, когда в Переяславль намерился?

— Завтра, Владимир Святославович. На Трубеж и на Альту съезжу, там нонешним летом острожки чуть-чуть людом обросли и отстроились, как-то приживаются?

— И то так, степь — она непредсказуемая, как конь норовистый, думаешь обуздал, а он понес. Но в коий раз сказываю, там, где ты, Александр, я уверен, печенегам трудно будет прорваться.

И вдруг совсем о другом разговор повел:

— Тогда сказал те, воевода, сам удумаю и до полуночи все размышлял о словах Путши.

«Эвон, значит, разбередил тя боярин», — подумал Попович, а князь продолжал:

— И так, этак все поворачивал, поначалу решил, призову Святополка в Киев, в поруб кину, допрос сниму, прознаю, о чем еще с Болеславом намерен уговариваться. И так мне уже давно ведомо, король ляхов с ним о Червенских городах торговался. Да что там торговался, условие ставил, те, дескать, князь туровский, великий стол, а ты мне Перемышль и Червень…

— Не бери, Владимир Святославович, круто. Может, у Святополка и нет никакого злого умысла? А что встреча, чать король — отец Марыси.

— О том и я позже подумал. Ну-тко не виновен Святополк, и скажут тогда мои недруги, не своего сына, сына Ярополка в порубе держит. Да и почему Святополка, чем Ярослав лучше? Аль у него нет помысла в Киеве утвердиться?

— И то так, — согласился воевода.

— Потому и сказал себе: не торопись, Владимир, повремени, еще успеется, коль даже виновен… Однако в Киев Святополка призову и по-доброму поспрошаю, как жить дале намерен. И коли нет на нем вины, отпущу.

— Разумно, великий князь, тебе детей своих судить по справедливости.