Глеб смотрел на стену, где качались причудливые тени.

Вспомнил, как они с Борисом любили наблюдать за тенями, находили в них все, чего хотели.

Отрок у двери захрапел, и Глеб собрался его разбудить, но передумал. Мысли князя перебросились в то лето, когда он жил в Берестове, то было его детство, и здесь, в Муроме, он даже помыслить не смел, что и сейчас не ушел далеко от того возраста…

Предславу вспомнил, там, в Берестове, она заменяла Глебу мать. Иногда князю хотелось, чтобы мать оказалась с ним рядом, почувствовать ее руку… Но и прежде, когда мать была жива, она любила сыновей царственной любовью, холодной и чуть надменной. Видимо, такой мать сделали мраморные дворцы Константинополя…

За два года, что Глеб в Муроме, всякое случалось. Пока был жив воевода Илья, князь чувствовал себя уверенным, потому как было кому его наставлять, упредить от неверного поступка. Теперь Глебу приходилось решать все самому. В поездке по Муромскому краю к Горясеру как ни старался, так и не присмотрелся. Скрытен боярин, и не понять, по-доброму ли он к князю, со злом? Но отчего со злом? Будто Глеб ему зла не творил?

В дальней дороге сказывал Горясер о дружбе с Блудом, но с каких времен, промолчал, да Глеб и не допытывался, да и к чему?

В зимнюю пору лес тихий и грустный. Ужли стыдится своей обнаженности или тепла дожидается? Тогда оденется он в листву и запоет, зазвенит многими голосами.

В то утро, когда на душе у Глеба было особенно тоскливо, вышел он за городские ворота, лес рядом, остановился у дерева, задумался. С ночи воспоминания не покидают его.

Погладил ствол дерева, настывший за зиму, и почудилось, будто ожило оно, задышало. Видно, почувствовало безмолвное дерево скорый приход весны, начало тянуть сок из земли.

Неожиданно Глеб заметил тропинку, она вела в лес. Князь направился по ней, захотел узнать, куда приведет. Шел осторожно, по сторонам поглядывал. Лес, он с виду мирный, а опасность в неожиданности, тут и зверя хищного жди, и человек лихой на пути может встать. Идет Глеб, будто крадется, рука на мече лежит. Но вот впереди поляна, на ней избушка кособокая, крытая дерном, поросшим мелкой засохшей травой. От дождей и непогоды дерн превратился в камень. Из трубы дымок вился.

«Кто живет в избе?» — подумал князь и направился к двери.

У самого входа поленница дров, конура собачья пустая.

Видно, подох пес или волки сожрали. Глеб сделал такое заключение по снегу, набившемуся в конуру.

Открыл князь дверь, а из избы голос:

— Коль явился, внеси дров!

Набрал Глеб охапок поленьев, занес в избу. Горела печь, освещая жилье. У огня сидела старуха в немыслимых одеяниях и подбрасывала в огонь дрова. Князь осмотрелся. Вся изба увешана пучками сухих трав. «Кто эта старуха, — подумал князь, — ужли Баба Яга?»

Сложил дрова у ног Бабы Яги, та и говорит:

— За спиной твоей скамейка, садись, князь.

Еще больше удивился Глеб, откуда ей известно, кто он? А старуха продолжала:

— Дивишься, что князем тебя назвала? Эка мудреность. В Муроме обо мне всем ведомо, и ходят в мою избу лечиться. От них о тебе наслышана. А что ты это, так по одеяниям догадалась. — И засмеялась мелко.

Рассмеялся и Глеб:

— А я уж, бабушка, грех, что и подумал.

— Что заботит тя, князь, по голосу чую.

— Судьбу свою знать хочу, бабушка.

Старуха долго смотрела на Глеба, наконец заговорила:

— Жизнь и судьба, все в воле Божьей. Я же одно могу сказать, князь: в очах твоих читаю доброту, но вокруг тебя, подобно воронам-стервятникам, кружат злые люди, остерегайся их.

— Но, бабушка, о каких злых людях ты речь ведешь? Тем, кто со мной, обид таить на меня не за что.

— Зло, князь, не всегда от обид исходит. У злого человека зло изнутри исходит. Нередко зло порождается завистью. Остерегайся их, князь.

Глеб поднялся:

— Спасибо, бабушка, за слова твои ласковые, за упреждение. Ответь, что принести тебе, когда вдругорядь приду. Старуха метнула на него взгляд, улыбнулась:

— Вот и доброта твоя. Мне же ничего не надобно, не забывают меня люди. А ты в княжьих заботах погрязнешь, обо мне вспомнишь лишь в трудный час. Зовут же меня Дорофея. Иди, князь, и пусть Господь хранит тебя.

Из Переяславля Александр Попович весть подал: несмотря, что и степь еще заснежена, а на дальних засеках замечают печенежские разъезды. Можно ждать набега.