— Они были сильны, много сильнее любого человека. А еще ни железо, ни огонь, ни яд не способны были причинить этим людям вреда.

Думайте, ярлы. Вспоминайте. Не одна Алва сказки рассказывала.

— Дом-на-холме мертв, — сказал Хьялви, отмахиваясь от жены, которой вовсе не хотелось овдоветь до срока.

— Спит. Просыпается. — Чужак встал рядом с Бьярни и, взяв кусок топора, раскрошил в ладони. — Это мой дом. Здесь. Пойдете против меня — умрете.

Он потер шею, на которой проступало лиловое пятно.

— Примете мою руку — и останетесь живы.

— И что ты попросишь? — подал голос Трюри, прикидывая, что сумеет отдать на откуп.

— Десятую часть мяса, зерна, шкур, всего, что ты получаешь от моря или земли. И седьмую часть добычи, которую ты привезешь из похода. То, что принадлежало ему, — чужак указал на тело Бергтора, — я заберу себе.

Это было верно и по закону.

Они согласятся.

Бьярни зажмурился, вспоминая и другие истории. О том, что желтоглазые люди слышали море, а море приводило к островам косяки толстой сельди, и свирепых касаток, чей жир и мясо способны были накормить многих людей…

…да, это был хороший день. И Бьярни шепнул дочери:

— Иди домой.

По одному подходили ярлы и, сгибая спину, протягивали оружие чужаку, клянясь, что никогда не обратится оно против него.

Резали руки, проливали дареную кровь.

И когда последние капли упали на плоский камень, сказал Бьярни так:

— Отпусти их. Пусть завтра вновь откроется тинг. И тогда принесут они тебе дары, а с ними жалобы и просьбы.

— Похоже, мне пригодится разумный советник. — Чужак усмехнулся и снова шею поскреб. — Ты знаешь, о чем будут просить?

— Я пятнадцать тингов сидел на плоском камне.

— Тогда еще некоторое время посидишь рядом.

Он обнял женщину, а та принялась что-то вполголоса выговаривать, вытирать ладони платком. Все ж таки странные у них обычаи, если не боится такому под руку лезть. И Бьярни подумал, что и чужаку вряд ли ведомы местные.

— Тебе надо решить, что ты будешь делать с женами Бергтора.

— Ничего. Пусть идут, куда хотят.

— Так нельзя. Они не проживут зимой одни. Ты убил их мужа и теперь должен кормить их. Или отдай, или убей, или оставь себе — твоей жене нужна будет помощь по дому. Бросать не принято.

Женщина в шубе сначала нахмурилась, а потом засмеялась.

Уверена, что не променяет ее желтоглазый? У Бергтора красивые жены, куда как красивей этой, тощей и темной.

— Сколько их?

— Четырнадцать.

И Сольвейг бы стала пятнадцатой.

— Там, у камня, стоит Кайса. Посмотри. Она молода. Сильна. Красива. У нее белые волосы и синие глаза. Многие ездили к ее отцу, везли богатые дары…

…и Кайса, зная о своей красоте, не страшится будущего. Стоит прямо, шубу скинула, позволяя оценить гибкий стан, полную грудь и широкие бедра. На руках ее — золотые браслеты. На шее — тяжелые ожерелья. В светлые волосы драгоценные камни вплетены.

Нет, не сомневается Кайса, что и в новом доме станет хозяйкой. Вот только вспомнилась отчего-то голова Бергтора, на песок летящая.

— Если сам не хочешь, подари ее Трюри, он Кайсу для сына сватал…

…с черноволосой Кайса точно не уживется. Попробует приворожить чужака, а там, глядишь, еще до какой глупости додумается. Хуже нет обиженной бабы под боком…

— С остальными ты тоже знаешь, что делать? — Чужак отвел взгляд от Кайсы и подал знак той, которая с ножами. — Идем. Расскажешь по пути.

Старая крепость тяжело отходила от сна. Дар слышал ее, как и храм, расположенный чуть дальше, занесенный землей, заросший мхом и низким ломким вереском. Он слышал и сами острова, каменное ожерелье, брошенное в кипящие северные воды, каждый отдельно и все вместе.

Это была его земля.

Последние несколько месяцев дались тяжело. На нейтралке было тесно. Душно. Дар много ел, много спал, но все равно уставал быстро, быстрее, чем до превращения. Он был слишком стар, чтобы долго жить без источника, и сейчас с благодарностью впитывал силу.

Делился с крепостью.

И та отзывалась, роняла щиты ставен. Со змеиным шипением выдыхала спертый воздух, позволяя свежему ветру переступить пороги окон. Еще день-два, и стены ее согреются, на полу прорастут ковры, а внутреннее убранство изменится, подстраиваясь под нужды новых хозяев.

Меррон прижала ладонь к черному камню и не убрала, даже когда камень стал мягким, обволакивающим. Крепость знакомилась. И Меррон готова была к этой встрече.

Хотя ей все равно было немного не по себе.