Всё бы ничего, но несколько сотен томов из тысячи вывозимых им фолиантов имели на своих страницах королевскую печать, и были из библиотеки Бурбонов. Вот загадка – откуда Липранди их взял: перекупил, украл, или получил в дар от приятеля своего Видока?

Всё может быть. Но в любом случае, негоже русскому офицеру, директору воинской полиции оккупационного корпуса вывозить из Франции старинные фолианты, имеющие на себе королевскую печать.

Я вынужден был довести о сём случае до сведения государя императора. И Александр Павлович справедливо вознегодовал на Липранди.

Может, и по этой тоже причине блестящий подполковник Генерального штаба оказался через некоторое время в захудалом армейском полку, и где – в Бессарабии! Но зато с сокровищами из библиотеки Бурбонов – замечу. Королевские книги никто у него так и не забрал.

Правда, Иван Петрович на юге страдал не слишком долго. Граф Воронцов, став новороссийским губернатором, спас бедствовавшего Липранди (тот уже был в отставке) и сделал его при себе чиновником по особым поручениям. Но всё это произошло впоследствии. А пока что стоит вспомнить осень 1818 года, раздосадованных мобежцев и страждущих, рыдающих мобежек.

А ведь тогда происходили ещё и тайные расставания. Дело-то всё в том, что многие наши офицеры и даже солдаты путались не только с мобежскими девицами, но и имели ещё и самые настоящие амуры с мобежскими дамами. И вот с последними как раз попрощаться можно было лишь тайно, дабы не порождать ненужных пересудов.

Знаю, что несколько мобежских дам были метрессами графа Воронцова, и слышал, что, покидая Мобеж, он сделал им напоследок несколько весьма ценных подарков; уж не знаю, как потом они объяснили это своим мужьям.

Большим успехом пользовался у мобежских дам Сергей Тургенев, представлявший дипломатическую миссию при оккупационном корпусе. Так что и тут была у него, видимо, целая гирлянда интимных прощаний.

И меня, грешного, баловали мобежские дамы. Все они (по отдельности, разумеется) прибегали ко мне тайком проститься, от чего бедный аптекарь просто ошалел. И каждая из них пролила на мою грудь буквально потоки слёз. А прощальные ласки их были особенно безудержными, и даже бешеными, именно в силу своей прощальности.

В общем, были открытые проводы и были проводы тайные, хотя на самом-то деле тайность их была весьма прозрачна или призрачна. В целом же можно сказать, что все мобежки отпускали нас с громадным и нескрываемым сожалением, хотя открыто могли себе позволить неистовствовать лишь девицы.

И мы оставляли Мобеж с превеликою грустью, унося в своём сердце образы тамошних девиц и дам, искромётных, своенравных и одновременно расчётливых. Более того, не все даже из нас решились покинуть Мобеж – были случаи дезертирства, за что граф Воронцов получил потом очередной нагоняй от императора.

Так что некоторые из нас так и не смогли расстаться с прелестными мобежками. Я их вполне понимаю, хотя в то же время и осуждаю. Меня самого заставил вернуться мой долг пред императором и всей августейшей семьёй его.

Граф Витт, хоть и был прикомандирован ко мне в качестве генерала для особых поручений, отнюдь не всё время находился при штабе оккупационного корпуса в Мобеже.

Так, Иван Осипович отсутствовал добрую половину 1817 года и даже в начале 1818, и отнюдь не по своей воле.

Государь Александр Павлович спешно поручил Витту сформировать Бугскую уланскую дивизию на основе двух полков Украинской уланской дивизии и Бугского казачьего войска. По этой законной причине граф на время и вынужден был оставил штаб оккупационного корпуса, и, соответственно, Мобеж.

Государь лично прибыл для осмотра вновь сформированной дивизии, и остался крайне доволен. Вот что заявил Его Величество: «Всё, что я видел сегодня, превзошло мои ожидания». Витт был произведён в генерал-лейтенанты. Но вернуться сразу в Мобеж он не смог, и по причине уважительной, но при этом, скажу прямо, совсем не уважаемой.

Всё дело в том, что Его Величество подписал указ о роспуске Бугского казачьего войска, и только после этого Витт смог приступить к исполнению своей задачи. Да, граф всё сделал вовремя и в намеченные сроки, но бугское казачье войско вдруг взбунтовалось, не пожелав отчего-то распускаться.