Это был удар ниже пояса. Откуда он узнал?

— На самом деле мы рассматриваем все возможности, сеньор. Нельзя ничего исключить.

— Насколько нам известно, — сказал прокурор, — вы находитесь на вашем посту с 1977 года, так?

— Верно, — кивнул Табоада и подумал: «Они даже стакан воды мне не предложат, гады. Они хотят меня добить».

— По прямой рекомендации СБП?

— Да, сеньор.

— Вы можете объяснить свое назначение?

— Думаю, они оценили мой опыт.

— И несомненно, ваши профессиональные качества. Тогда как раз вы задержали преступника по прозвищу Шакал, верно? Известного также под именем Рене Луис де Диос Лопес.

Табоада кивнул.

— Он до сих пор содержится в тюрьме Паракуана. — С этими словами прокурор подвинул ему старый номер «Меркурио». Едва взглянув на первую полосу, он узнал Карлу Севаллос, одну из девочек. — Короче, преступник давно в тюрьме, и у вас нет причин полагать, что вы допустили ошибку?

— Нет, сеньор. Мы представили обвинению все доказательства, на основании которых был вынесен приговор.

— Вы сохранили эти доказательства?

— Да, сеньор.

— А по моей информации, вы их уничтожили. Вы можете объяснить почему?

Откуда он узнал? Только самые близкие люди знали об этом и имели доступ к его личным документам.

— Понимаете ли, мне пришлось сделать это, заботясь о моем психическом здоровье, — стал выкручиваться Табоада. — Я боялся, что сойду с ума, если сохраню их. — Он натянуто улыбнулся, однако никто не ответил на его улыбку.

— Но так или иначе, преступник в тюрьме, верно?

— Несомненно.

— Ладно. А это вы видели?

Прокурор разложил на столе дюжину черно-белых фотографий. Не сразу он понял, что это фрагменты расчлененных тел.

— Смотрите, смотрите. Чем вы это объясните? Это тело было найдено сегодня утром. Расчлененка, та же аббревиатура на школьной форме. По всем признакам, почерк Шакала.

Табоада, ничего не понимая, поднял глаза на прокурора и столкнулся с жестким немигающим взглядом.

— Если Рене Луис де Диос Лопес в тюрьме, то кто мог это сделать? У вас есть объяснение?

Ах вот в чем дело! Интуиция, благодаря которой он так долго занимал свой пост, подсказывала, что единственным человеком, который способен дать объяснение, является один из друзей Бернардо Бланко. А именно — падре Фриц Шанц.

— Шеф? Вам плохо?

Да, ему было плохо. Но Фрицу было еще хуже.

Свидетельские показания Фрица Шанца, члена ордена иезуитов

Я не сразу узнал его, но это был Макетон собственной персоной.

— Вы знали! Почему вы не сказали мне?

Время было без малого одиннадцать. Мы сидели у меня в кабинете. В этот час в школе уже никого не бывает, и только редкие машины за окном тревожат тишину.

Я был весьма удивлен тем, что Кабрере удалось сложить два и два в ситуации с Бернардо Бланко.

— Прежде всего, таков был приказ епископа, которому я обязан подчиняться. Во-вторых, профессиональная этика. И в-третьих, ты сам виноват, поскольку не задал мне верного вопроса. Ибо как учат нас Отцы Церкви, мы не должны говорить правду, если это сопряжено с опасностью для жизни. А поскольку ты пришел от Табоады…

Кабрера расположился в моем кресле. На нем был черный помятый костюм, в руках сумка с хлебом. После травмы он носил шейный корсет, делавший его похожим на робота или ходячий холодильник. Дабы повернуть голову, ему приходилось поворачивать все туловище, и я, воспользовавшись его неповоротливостью, успел закрыть все ящики.

— Кто же это сделал? — спросил я.

— Сынок Кочилоко.

— Опасный тип. Как тебя угораздило с ним повздорить?

В ответ Макетон только зарычал сквозь зубы. Кресло под ним заскрипело.

— Что ж ты теперь будешь делать? Все имеют на тебя зуб — начиная с прокурора и заканчивая людьми Кочилоко. Ты знаешь, что они с тобой сделают, если встретят на улице?

— Я принял меры предосторожности. — Он вынул из сумки с хлебом обрез и показал мне.

— Ты бы лучше их не провоцировал. Почему бы тебе не уехать на некоторое время из города?

— А кто будет заниматься расследованием? Траволта?

— Вчера Траволта — как ты его называешь — подал в отставку.

Если бы не корсет, челюсть у Макетона так и отпала бы. Пару минут он молчал, переваривая эту новость, затем сказал:

— Падре, у меня мало времени. Давайте к делу. Это вы информировали газетчика?

Настала моя очередь испытать удивление. Откуда он узнал?

— Вы больше других общаетесь как с копами, так и с заключенными, — пояснил мой бывший ученик. — Кроме того, вы давно здесь живете. Вот я и подумал, что вы. Больше некому.