Светлова Маруся Леонидовна
Шрифт:
– А что ты говоришь своему ребенку о деньгах, о возможности их получения, о свободе желаний? Говоришь ли ты ему, что деньги – это прекрасно, что все в его силах, что надо много хотеть, много получать, легко отпускать деньги? Говоришь ли ты, что он ценность, что он достоин лучшего, что он должен мечтать, хотеть, верить в себя и создавать изобилие в своей жизни?
И, как правило, слышу один и тот же ответ:
– Нет, так я не говорю. Говорю, чтобы экономил, что деньги просто так не даются…
– Тогда так ли ты освободился от стереотипов, если говоришь своему ребенку то, что говорили тебе родители? Если не даешь ему каких-то других – позитивных, «изобильных» представлений?
И всегда в таких разговорах находится кто-то, кто говорит:
– А не испортим мы этим ребенка, если будем ему такое говорить?
И я всегда отвечаю:
– Как боимся мы испортить ребенка тем, что он узнает о себе, что он ценный и достойный, что он может и должен жить достойно! Как мы боимся разбаловать, испортить ребенка осознанием возможностей, достатком, изобилием!
Но почему мы не боимся испортить наших детей (и портим!) недостаточностью, ограниченностью его желаний, его представлений о себе, о мире?! Почему мы не боимся испортить жизни наших детей нашими «нищенскими» убеждениями и программами, которые они скрывают?!
Много лет спустя, когда я сама освободилась от стереотипов, когда моя дочь уже стала взрослым человеком, – я купила ей куклу Барби.
Я зашла в «Детский мир», чтобы выбрать подарок моему внуку, ее сыну. И увидела Барби.
Я вдруг четко поняла, что я чего-то не сделала для своего ребенка. Я недодала ей то, что могла дать. Что должна была дать. Что могло позволить ей чувствовать себя любимой, ценной, что дало бы ей столько радости!
Я купила ей эту куклу.
И как она обрадовалась ей! Она, сама уже молодая мама, как маленькая девочка с восторгом сказала:
– Мам, у меня появилась Барби!
Мне стало легко на сердце. Пусть и с опозданием, но я дала ей то воплощение желания, на которое она имела право.
Итог
Мы получили от наших родителей представления, которые стали нашими программами отношения к деньгам. Программами далеко не лучшими – ты сам убедился в этом, прочитав главу, посвященную нищенским убеждениям.
Теперь мы, родители, продолжаем передавать их своим детям. Чтобы они переняли те же самые нищенские убеждения и начали создавать свои жизни полными ограничений, трудностей и лишений. Но разве этого мы хотим?!
Уже только поэтому нам нужно расставаться с такими убеждениями.
Уже только ради наших детей.
И ради нас самих, чьи жизни для нас важны.
Чьи жизни должны проживаться в изобилии и достатке. В успехе и счастье.
А для этого нам нужно пересмотреть всю свою систему убеждений и отказаться от ограничивающих нас убеждений.
Нужно создать новую, свою систему убеждений.
Этим мы и займемся в следующих главах этой книги.
Глава 4. Расстаемся с нищенским мышлением
Мы живем в другое время
Я сделала это умышленно – показала явные повторы, одинаковость наших неосознанных программ и того, чему мы научились в наших семьях, проводниках идеологии страны, выразителях массового сознания.
Я сделала это умышленно, несмотря на замечания редактора: «Вы об этом уже писали в главе о программах недостаточности, тут идет явный повтор!»
Именно этого я и хотела – чтобы мы увидели явный повтор, стереотипы нашего поведения, нашу запрограммированность, пусть и неосознанную. И, главное, сделанную не нами, а другими людьми.
Мы, наученные ими, принявшие их правду о деньгах, о себе и своей ценности, о мире, в котором мы живем, – вынуждены поступать так же, повторять в своей жизни их поступки, действия. И иметь те же результаты.
Мы – люди, живущие в другое время, – живем чужой правдой прошедшего времени.
И это несоответствие тех убеждений этому времени так заметно. И так противоестественно сочетание нашего времени с теми ограничивающими убеждениями.
Мы покупаем вещи из новых коллекций одежды, но оцениваем их по старым меркам – практично ли, быстро ли сносится.
Но «сносу нет» – характеристика, которая была важна в годы лишений. Сейчас, в пору меняющихся модных коллекций, даже странно говорить: вещь, которой сносу нет. Зачем она?