– Это Кинжал Зигфрида…

– Где?

– Да вот же, торчит…

Он наклонился – необычная рукоятка в виде головы дракона поразила его желтоватым блеском. Не из золота же она сделана?

– Надо вытащить, – прошептала Астра, будто ее кто-то мог услышать.

Она готова была поклясться, что Мортус наблюдает за всей этой сценой. Незримый, он присутствует в комнате, где лежат два трупа и двое живых пытаются разобраться, что произошло. Его интересует клинок.

– Он упустил свой шанс.

– Ты о ком? – спросил Матвей.

– Он здесь… – Астра подняла голову, словно страшное существо в черном балахоне и колпаке витало где-то под потолком. – Хочет проследить, кому достанется кинжал.

– По-моему, ты бредишь.

– Мы должны забрать клинок!

– Как ты себе это представляешь? Вытащить из раны орудие убийства? Лишить следствие вещественного доказательства?

Карелин городил чепуху и злился. В нем вдруг проснулась кровь Брюсов, шотландский король Роберт, который много веков назад держал в руках этот клинок с рукоятью из желтоватого металла. Трепет, испытываемый им тогда, прокатился по жилам его далекого потомка.

«Я не имею ничего общего с Брюсами, – мысленно произнес Матвей. – Они не могли быть моими предками. Или все не так примитивно. Иногда я чувствую себя… Яковом Брюсом, думаю, как он, вижу прошлое его глазами. Он оживает во мне, и я становлюсь им. Не исключено, что он тоже охотился за Кинжалом Зигфрида. Увлечение оккультизмом толкало его на странные поступки…»

Астра была полна решимости забрать клинок.

– Кинжал Зигфрида ничего не доказывает, кроме… – она запнулась. – Как ты не понимаешь? Стечение обстоятельств забросило его в наш мир оттуда.

Матвей изменился в лице и приложил палец к губам.

– Тихо…

Он выключил свет и потянул Астру к себе, так, чтобы ее нельзя было увидеть с порога комнаты. Звук открываемой двери заставил ее вздрогнуть и прижаться к нему всем телом.

– Ты забыл закрыть квартиру? – удивленно произнес в прихожей женский голос.

– Я захлопывал… – ответил встревоженный баритон. – Замок паршивый, надо было сразу поменять. Стой здесь, я проверю, в чем дело. Или лучше выйди.

– Я с тобой!

– Останься…

Мужские шаги замерли за бамбуковой шторкой. Астра и Матвей затаили дыхание. Мужчина вошел, щелкнул выключателем и остолбенел, уставившись на трупы.

– Тая, – хрипло вымолвил он. – Не ходи сюда.

– Что?

– Оставайся там! – повысил он голос.

– Господин Неверов? – узнала его Астра.

Мужчина дернулся, повернулся в ее сторону. Двое убитых на ковре произвели на него столь сильное впечатление, что живые незнакомцы не вызвали почти никаких эмоций.

– Вы… из милиции?

– …Я боготворила своих родителей, особенно отца. Для меня он был родным любящим человеком, источником бесконечной нежности и заботы. Я не замечала ни его грубости, ни скверного характера – в отношении меня они никак не проявлялись. Отношение отца к другим людям я истолковывала иногда как суровую необходимость, иногда как недоразумение. Во всех случаях я его оправдывала. Я чувствовала, что глубоко внутри он всегда страдал. Ему не хватало понимания и тепла со стороны близких. Я видела его лучшим, таким, каким он сам себе нравился.

Он нашел в себе силы отпустить меня, когда я попросила об этом. Не навязывал мне своих взглядов на жизнь, ни к чему не принуждал, не препятствовал моим духовным поискам. Я поступила ужасно эгоистично, не подавая о себе весточек, абсолютно и, как мне казалось, бесповоротно разорвав всякую связь с людьми, которые дали мне все.

Теперь, когда я узнала, что являюсь приемной дочерью, мои благодарность и любовь удвоились. Но отец уже не узнает о сожалении и раскаянии, терзающих мое сердце. Он ушел – одинокий, в разладе с собой, ненавидимый родной дочерью. Я буду молиться, чтобы он обрел в небесах то, чего не имел на земле.

Порой мне приходит в голову, что мы еще встретимся… Не знаю, где и когда. И я сумею воздать ему за его доброту. Я ушла из дома, желая, чтобы в семье воцарился покой, которого не было из-за постоянных распрей между отцом и Ледой, из-за ее нападок на меня и маму. Стоило маме сказать мне ласковое слово или уделить каплю внимания, как сестра взрывалась и устраивала настоящую истерику.

Мне казалось, все скандалы в нашей семье возникали из-за меня. Когда родилась Леда, я полюбила ее, а она отвергала мое существование прямо с пеленок. Стоило мне подойти к ее кроватке, как она отворачивалась и принималась недовольно хныкать. Она росла, и росли ее претензии ко мне. Мы все измучились… Кто-то должен был прекратить этот кошмар.