–  Говорят, мор на собак напал. Не слышали?

Девица чувствовала себя неловко, переминалась с ноги на ногу и посматривала в сторону детей. Странные вопросы ей задают!

–  Я подрабатываю, - объяснила она.
– Гуляю с детьми. Три часа в день, оплата приличная, и опыт приобретается. Я на факультете дошкольного воспитания учусь, привыкаю общаться с малышней. Они забавные.

–  А как насчет собак? Хочу щенка взять, да ветеринар пока не советует. Болеют братья наши меньшие. Эпидемия у них.

Девица пожала угловатыми плечами.

–  Пуделя каждый день во двор выводят, - сказала она.
– И добермана, и двух далматинцев. Ничего, вид у них здоровый. Дворняги вон тоже не жалуются.

Смирнов поблагодарил ее и пошел к машине. Девица покраснела, глядя ему вслед. Заигрывает он с ней, что ли?

Через сорок минут сыщик уже поднимался на лифте на пятый этаж, к Ершову. Тот открыл дверь, в нос ударил запах разварившихся пельменей.

–  Входите, - пробормотал журналист и ринулся на кухню.
– Пельмени сбежали!
– на ходу пояснил он.
– Вы присаживайтесь в гостиной, я сию минуту.

Квартира Ершовых была обставлена на церковный манер: много икон, лампад, календарей с религиозной символикой, желтых свечек, парчовых подушек. Запах воска и ладана, казалось, пропитал стены. Через окно в комнату косо падали солнечные лучи, в них танцевали пылинки. В кухне хозяин громыхал посудой. Управившись с пельменями, он явился в гостиную.

–  Ну-с, я готов, - доложил Ершов, уселся напротив гостя.
– Чем могу помочь?

–  Расскажите подробнее, что привело вашу матушку в нервное расстройство, а затем и…

Смирнов притворился, что ему больно произносить ужасные слова о смерти. Ершов состроил скорбную мину и рассказал о письмах, жутких осиновых щепках, гвоздях, кладбищенской пыли и прочих атрибутах черной магии.

–  Это свело мою мать в могилу. Перед смертью у нее даже разум помутился, страшно было слушать ее речи!
– трагически воскликнул он, и веснушки на его лице стали в три раза ярче.
– Некого призвать к ответу за совершенное убийство. Не к кому обратиться!

–  Убийство?
– переспросил сыщик.

–  А что же еще? Как назвать подобное злодеяние?

–  Вам знакома фамилия Рудневых?
– уклонился от ответа Всеслав.
– Гордей Руднев? Ирина Руднева?

–  Н-нет, - замотал головой журналист.
– Не приходилось знать таких.

Он помолчал, подумал и подтвердил первый ответ. Рудневых он не знает.

–  А кто была по профессии ваша мать? Как ее звали, кстати?

–  Мавра Ильинична, - сказал Ершов.
– Она работала швеей в ателье. Неплохо умела кроить, подрабатывала дома шитьем на заказ. До самой смерти… - он шмыгнул носом, глаза за стеклами очков покраснели.

–  У вас не осталось вещественных доказательств?

–  Чего, простите?

–  Ну… восковых фигурок, гвоздей?

Журналист вскочил и замахал руками.

–  Мама все уничтожила! Все! Разве такую гадость можно держать в доме? Это значит впустить сатану в свое жилище! Мама так говорила.

–  Вы верующий?
– Смирнов выразительно взглянул на иконы.

Ершов поник, успокоился и сел.

–  Без фанатизма, - признался он.
– Это все мамино: иконы, свечи, молитвенники. Я редко хожу в церковь. Верю во что-то высшее, как и другие. Но истинно верующим меня назвать нельзя.

Всеслав не знал, о чем еще спрашивать.

–  У вас есть семейный альбом с фотографиями? Дайте посмотреть, - попросил он.

–  Ради бога, - Ершов с готовностью метнулся к полке с толстыми, скорее всего, религиозными книгами, взял альбом.
– Вот, пожалуйста.

Фотографий было мало, большинство - любительские, плохого качества.

–  Это ваши родители?
– сыщик показал на снимок, где сидели, обнявшись, молодые мужчина и женщина.

–  Да, - кивнул Ершов.

–  А где ваш отец?

–  Умер много лет назад. Я был еще ребенком. Мама так и не вышла замуж второй раз.

Смирнову попалась фотография, где молодая Мавра Ильинична держала на руках маленького мальчика.

–  Это вы?

Ершов отрицательно покачал головой.

–  Нет. Здесь мама с моим старшим братом. Он тоже умер. А вот я!
– журналист показал гостю снимок: он рядом с матерью, с портфелем и букетиком астр стоит на ступеньках какого-то здания.
– Это школа. Я иду во второй класс.