Шрифт:
– Как зовут телохранителя?
– спросил Смирнов.
– Валентин Дудин. Он работает у меня в охране семь лет, с самого основания «Маркуса».
– Вы ему доверяете?
– Как себе.
– Дайте мне адрес ветеринара, который лечил вашего ротвейлера Дика.
Гордей Иванович с недоумением уставился на Смирнова.
Глава третья
Светлана жарила картошку, когда пришел муж.
– Это ты?
– спросила она, выглядывая в коридор.
– Почему так поздно?
– На работе задержался.
Она промолчала. Поверила? Какая разница?
Межинов всю дорогу думал о своих сложных, запутанных отношениях с Кариной. В юности он ее боготворил, потом проклинал, когда она предала его. Впрочем, предала - громко сказано. Карина его никогда не обнадеживала, но и не прогоняла. Ему казалось, он сумел покорить ее сердце, и вдруг все обрывалось. Боль застилала сознание, толкала на опрометчивые решения. Потом его опять начинало тянуть к Карине.
Он вспомнил, как уходил в армию. Карина не пришла его проводить, не обещала ждать, а он не мог думать ни о ком, кроме нее. Светлана была рядом, обнимала, писала письма долгие два года, приезжала повидаться. А он мучился от того, что хотел спросить о Карине, и сдерживался. Она не прислала ему ни одного письма… только его родители изредка сообщали, как она живет.
Отслужив во внутренних войсках, он вернулся домой. Как сладостно, до дрожи во всем теле, представлялась ему встреча с Кариной! Рудольф с ужасом почувствовал влагу на ресницах при виде березы, на которой они теплым лунным вечером выцарапали две буквы - К и Р. Если он готов расплакаться, глядя на эту березу, то что с ним будет, когда он увидит Карину?
Вечером родители устроили застолье по поводу возвращения сына из армии. Карина не пришла. Светлана льнула к Рудольфу, таяла от любви. Парень он был хоть куда, а она - обыкновенная девчонка: не уродина, но и не красавица. От злости Межинов напился, крепко прижимал к себе девушку, целовал, кружил в танце. Подхватил на руки при всех, назвал своей. Светлана заслужила - осталась верной, дождалась солдата.
Ночь они провели вместе, и Рудольф пообещал жениться. Сказано - сделано. Насчет будущего Межинов определился: пойдет работать в милицию, будет учиться. Так началась его карьера. О Карине он забыл.
Однажды в кафе они случайно столкнулись, ее щеки вспыхнули, глаза заблестели, и… Рудольф почувствовал, как падает в бездну - стремительно, неостановимо. Карина затмила для него белый свет, заставила потерять голову. Стояло сухое, солнечное лето. Родители готовились к его свадьбе со Светланой, а он ночью выпрыгивал в окно и бегал на свидания к другой. Встречаясь днем с невестой, прятал глаза, отвечал невпопад. Карина снова завладела его душой и царила в ней безраздельно.
– Ты женишься?
– спросила она его невзначай, когда они под утро прощались под той самой березой с выцарапанными на коре буквами.
Он кивнул.
– На Светке?
– Ага.
«О чем мы говорим?!
– хотелось крикнуть Рудольфу.
– Опомнись! Еще не поздно все отменить. Скажи только одно слово, и я у твоих ног!»
– Правильно делаешь, - сказала Карина, вопреки его ожиданиям.
– Она будет тебе хорошей женой! Ладно, пока…
Тарелка с жареной картошкой вернула Межинова из прошлого. Светлана со стуком поставила ее перед мужем, села напротив.
– Ешь.
– Не хочется…
– Ты не голоден?
– Просто устал.
Из таких коротких, пустых фраз состояло их общение.
– А Витька где?
– спросил он, пытаясь заполнить эту зияющую пустоту.
– Спит.
Больше спрашивать было не о чем. Хотя… как же! А работа? Благодатная тема для задушевной беседы.
– Как дела на работе?
– спросил Рудольф Петрович, понимая, что его тошнит от самого себя.
– Нормально.
Все. Между ними опять повисла пауза. Не в силах выносить этого, Межинов шумно встал, отправился в ванную. Стоя под горячим душем, он предался мыслям о Карине. Так бы и стоял здесь целую вечность, думал о ней…
– Затмение мое!
– прошептал Межинов, закрыв глаза.
– Болезнь моя! Горькая моя отрада!
Когда бы он ни опустил веки, перед внутренним взором неизменно появлялась она.
– Ты скоро?
– постучала в дверь Светлана.
– Я стирку запустить хочу.
Глухое раздражение волной поднялось в Межинове. Он глубоко вдохнул, медленно выдыхал, считая, - десять, девять, восемь…
– Сериал скоро начнется!
– повысила голос за дверью жена.
– Мне нужно успеть.
Рудольф Петрович ненавидел «мыльные оперы».
– Семь… шесть…
– С тобой все в порядке?
– крикнула Светлана.
Если бы в руках у Межинова оказался тяжелый предмет, он бы запустил его в дверь с силой, равной его бешенству.
– Пять… четыре… Какая пытка жить с нелюбимой женщиной!
– заскрипел он зубами.
– Какая бессмыслица! Три… два…
– Ты жив?
– испугалась жена.
– Эй! Что с тобой?
«Она не виновата в моей любви к Карине, - твердил Рудольф Петрович.
– Не виновата!»
– Сейчас выхожу, - громко произнес он и выключил воду.
– Одну секунду.