Шрифт:
Вот все, что я могу сообщить о своих отношениях с семьей Ежовой».
Бабель уже прекрасно понял, откуда ему грозит смертельная опасность, и старался всячески приуменьшить степень своей близости с семьей бывшего «железного наркома», ныне томящегося в одной из соседних камер. Прямо Бабелю еще не сказали, что Ежов арестован, но он об этом наверняка догадался по характеру вопросов, задаваемых следователями. Если Сталин убедится, что он, Бабель, был знаком с Ежовым лишь шапочно, никаких особых тайн насчет него не знает, а наоборот, испытывал на себе стойкую неприязнь со стороны Николая Ивановича, тогда, глядишь, смилостивится и сохранит жизнь. В этом случае и признание в шпионских связях с Мальро и некоторыми другими иностранцами не так страшны. Если Сталин решит, что Бабеля стоит сохранить, то могут просто дать несколько лет тюрьмы или лагерей по обвинению в шпионаже, если не найдут ничего более подходящего. Но оставлять Бабеля в живых никто не собирался…
Исаака Эммануиловича вынудили подписать уже совершенную ахинею – плод следовательской фантазии – о террористическом заговоре Ежова, Ежовой и Бабеля с целью уничтожить Сталина, Ворошилова и других членов Политбюро. Без писателя Бабеля в этом деле шеф органов госбезопасности обойтись ну никак не мог!
В собственноручно написанных бабелевских показаниях об этом «терроризме» ничего нет. «Признания» сохранились лишь в написанном следователем протоколе допроса от 15 июня 1939 года. Бабель в ходе этого допроса заявил: «Со слов Ежовой мне известно, что в ее антисоветскую группу входили писатель Иван Катаев (арестован в 1937 году), работник Комиссии Партийного Контроля Евгения Цехер и ее муж Цехер, сотрудничающий в одном из московских издательств, видные комсомольские работники братья Бобрышевы (арестованы), два брата Урицких, один из них Семен – бывший редактор «Крестьянской газеты» и второй Владимир – заместитель заведующего издательством «Искусство» (оба арестованы).
Ближайшими помощниками Ежовой по антисоветской группе были: ее подруга Фаина Школьникова и Гликина Зинаида. В близких отношениях с Ежовой находился также писатель Леонид Соболев (интересно, остался ли среди видных советских писателей хоть один, кто не состоял в интимной связи с любвеобильной Евгенией? – Б. С.), однако о его причастности к антисоветской организации мне ничего не известно. Все названные мною лица были связаны с Ежовой по ее прежней троцкистской работе. Должен добавить, что Ежова была связана по заговорщической работе с бывшим секретарем ЦК ВЛКСМ Косаревым и бывшим секретарем Кабардино-Балкарского обкома ЦУ ВКП(б) Беталом Калмыковым, о чем мне сообщила сама Ежова в середине 1937 года…
Как-то раз, когда зашел разговор о конкретных задачах нашей антисоветской работы, Ежова мне сказала, что всем нам надо осуществлять новые вербовки, вести пораженческую работу среди молодежи и не останавливаться перед крайними средствами в борьбе против советской власти, вплоть до террора. Я спросил Ежову, где те кадры, на которые мы можем рассчитывать в осуществлении наших террористических планов. Ежова на это сказала, что она связана с Косаревым, который ведет террористическую работу и подготовил в этом направлении своих людей, однако персонально кто эти люди, Ежова мне не назвала».
«И это все ваши террористические разговоры с Ежовой?» – сделал вид, что удивился, следователь.
«Нет, – продолжал играть заданную роль Бабель. – В другой раз, в том же 1937 году, когда в кабинете редакции журнала «СССР на стройке» мы остались одни, Ежова мне сказала, что в осуществлении террористических планов особую роль должна сыграть молодежная группа Косарева. Тут же она сообщила, что практическую работу в этом направлении ведет также Иван Катаев, который признавал только острые методы борьбы – террор.
Через Школьникову и Гликину, встречавшихся с немцами, Ежова осуществляла закордонные связи нашей антисоветской группы. Кроме того, Ежова старалась прибрать к своим рукам возможно большее количество печатных органов. Она была редактором журнала «СССР на стройке», подавляющий тираж которого отправлялся за границу. Она же пробралась в редакцию «Правды», сделавшись руководителем издававшейся при «Правде» «Иллюстрированной газеты». Ежова в свое время убедила Орджоникидзе ввести ее в состав редакционной коллегии журнала «Общественница» и, наконец, через Гликину и Школьникову, которых она определила на работу в издательство «Интернациональная литература», Ежова контролировала литературные связи этого издательства за границей».
«Часто ли вы виделись с Ежовой?» – ласково осведомился следователь.
«Я встречался с ней часто, сотрудничая в редактируемом ею журнале «СССР на стройке»», – признался Бабель.
«Воспроизводите содержание ваших последних бесед с Ежовой», – потребовали следователи Сериков и Кулешов, которые сами же эти показания и продиктовали.
«В разговоре со мной в конце 1937 года, – утверждал Бабель, – Ежова заявила, что нельзя теперь рассчитывать на длительное существование какой-либо антисоветской организации при бдительности и остроте, которую проявляет советское правительство и партия в борьбе с врагами. Она сказала, что недовольство горсточки обиженных не может оказать сколько-нибудь заметного влияния на массы, которые, как это исторически доказано, не пойдут за заговорщиками. На успех заговорщических планов можно рассчитывать только в том случае, если обезглавить существующее руководство. Таким путем Ежова обосновывала необходимость применения террора в борьбе против советской власти».
«И как вы реагировали на эти высказывания?» – допытывался следователь.
«Я разделял точку зрения Ежовой», – упавшим голосом признался Бабель.
На вопрос следователя, были ли у «группы Ежовой» «конкретные террористические планы», Бабель показал: «В конце 1937 года Ежова, с которой я встретился в ее кабинете в редакции «СССР на стройке», заявила мне, что Косаревым ведется практическая подготовка к совершению террористических актов против Сталина и Ворошилова, указав, что Косарев подбирает исполнителей из среды спортсменов общества «Спартак», делами которого он вплотную занимался».