Главное же, Иосиф Виссарионович прекрасно усвоил одну нехитрую мудрость: в политике надо говорить народу прямо противоположное тому, что собираешься сделать – тем легче тебе поверят. Так, он прилюдно возмущался, что сибирские крестьяне скотину ценят больше, чем человека. Но сам вовсе не собирался беречь людей. И с его молчаливого благословения в Красной Армии технику ценили дороже красноармейцев. Сразу после войны маршал Жуков с энтузиазмом рассказывал американскому генералу Эйзенхауэру, как посылал пехоту на неразминированные минные поля, чтобы пехотинцы собой подорвали противопехотные мины и проложили проходы для саперов. А затем в проходы шли саперы и снимали противотанковые мины, чтобы освободить дорогу танкам. Танк ведь стоил гораздо дороже, чем красноармеец, и его потерю было куда труднее скрыть. Сталин собирался завалить неприятеля трупами, хотя прилюдно не раз говорил о необходимости беречь людей, ценить и заботиться о них.

Маршал С.М. Буденный вспоминал, как Сталин еще в октябре 1936 года, вскоре после широко разрекламированного женского автопробега, сказал начальнику Госплана: «В случае войны мы заберем из производства в армию добрую половину рабочих, если не больше, призывного возраста, а из сельского хозяйства – всех трудоспособных мужчин. Кем вы замените их? Думайте уже сейчас. К станкам вместо отцов, мужей, сыновей станут матери и дочери. Организуйте производственно-техническое обучение женщин. Девушек в колхозах и совхозах призывайте садиться за руль автомашины, трактора, комбайна. Кстати, Климент Ефремович, вы поднимайте жен командиров, готовьте их к посильной работе в военное время. Пусть боевые подруги командиров учатся на медсестер. Потребуется заменить мужчин в швейных мастерских, в столовых. Да, женщины – могучий резерв партии, государства, а на селе – основная сила. И кому, как не самим женщинам, агитировать за овладение профессиями, которые раньше считались мужскими. Пусть что угодно пишут о нас буржуазные писаки. Большой женский автопробег имеет для нашей страны колоссальное значение». Вождь за пять лет до войны уже знал, что в армию придется призвать всех трудоспособных мужчин на селе и больше половины лиц призывного возраста из числа горожан. Столько людей армия одновременно принять не могла. Потребовалось бы, наверное, целых двадцать таких армий, какой была по численности Красная Армия в 36-м году – около 1 миллиона человек. Но для Сталина призывники были простым расходным материалом. Он собирался бросить в топку войны всех мужчин, способных держать оружие. А заменить их в тылу должны были женщины. Потому-то и устраивались женские автопробеги, широко пропагандировался опыт трактористки-ударницы Паши Ангелиной, призывавшей подруг сесть за руль трактора, устраивалось Всесоюзное совещание командирских жен с призывами овладевать нужными стране профессиями. Все это должно было обеспечить возможность ведения войны, «не жалея жизни тысяч (и миллионов) своих солдат и офицеров».

А еще в марте 1925 года, в приветствии по случаю Международного женского дня Сталин утверждал: «Ни одно движение угнетенных не обходилось в истории человечества без участия трудящихся женщин… Освободительное движение рабов выдвинуло… сотни и тысячи великих мучениц и героинь. В рядах борцов за освобождение крепостных стояли десятки тысяч женщин-тружениц. Неудивительно, что революционное движение рабочего класса, самое мощное из всех освободительных движений угнетенных масс, привлекло под свое знамя миллионы трудящихся женщин.

Трудящиеся женщины, работницы и крестьянки, являются величайшим резервом рабочего класса. Резерв этот представляет добрую половину населения… Но трудящиеся женщины являются не только резервом. Они могут и должны стать… настоящей армией рабочего класса, действующей против буржуазии».

Разумеется, ни в восстании Спартака, ни в крестьянских восстаниях в России женщины, занимавшие подчиненное положение и среди рабов Рима, и в русской крестьянской общине, сколько-нибудь активного участия не принимали (хотя уже в деятельности разночинной «Народной воли» их вклад был весьма значителен). Но Сталину нужны были только женщины – героини и мученицы, призванные заменить отправившихся на войну мужчин в поле и у станка, а при необходимости готовые отдать жизнь за родину, наподобие канонизированной в войну Зои Космодемьянской. И еще родить стране новых защитников Отечества, вместо павших – оттого Сталин и запретил в 1944 году, на исходе войны, аборты. И вообще, женщины, как и их мужья, должны подчиняться железной дисциплине, как в армии.

Самым популярным в Красной Армии был лозунг, выдвинутый наркомом обороны Климентом Ворошиловым: «Воевать малой кровью и на чужой территории». Впервые этот лозунг он провозгласил на I Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года, потребовав «победить врага, если он осмелится на нас напасть, малой кровью, с затратой минимальных средств и возможно меньшего количества жизней наших славных братьев». А 16 сентября 1936 года, выступая в Киеве, Ворошилов уточнил, что Красная Армия собирается вести войну на территории агрессора: «Если враг нападет на Советскую Украину, на Советскую Белоруссию или на другую часть Союза, мы не только не пустим врага в пределы нашей родины, но будем его бить на той территории, откуда он пришел».

А в знаменитой песне 1938 года «Если завтра война», написанной для одноименного фильма поэтом Василием Лебедевым-Кумачом и композиторами братьями Дмитрием и Даниилом Покрасс, заключительные строки звучали:

Эта песня, да и весь фильм о легкой и почти бескровной победе над теми же немцами после неудач 41-го года (а именно в этом году картина получила Сталинскую премию 2-й степени) воспринимались и народом, и Красной Армией как откровенное издевательство над здравым смыслом и вызывали резкое неприятие.

Слова о том, что Красная Армия будет бить врага на его территории только в том случае, если он первым нападет на СССР, потребовались для того, чтобы создать у массы советских граждан и у международной общественности иллюзию о миролюбии советской политики и о том, что первая в мире страна социализма в любой момент может стать жертвой империалистической агрессии. На самом же деле уже в тот момент и даже раньше советские военные планы и приготовления носили агрессивный характер. Так, еще в 1932 году советские войска стягивались к польской границе, а М.Н. Тухачевским был разработан план разгрома Польши, предусматривавший, в частности, бомбардировку тяжелыми бомбардировщиками Варшавы. Факт спешной переброски к польской границе в Белоруссии 4-й кавалерийской дивизии Красной Армии подтверждает в своих мемуарах Г.К. Жуков. Его соперник за первенство в военной иерархии Михаил Тухачевский выдвигал планы по созданию воздушной и бронированной армад в десятки тысяч танков и самолетов, к которым Ворошилов и Сталин сперва относились настороженно, сомневаясь в их осуществимости. Однако все эти планы фактически были полностью реализованы после казни Тухачевского. Еще в адресованной К.Е. Ворошилову «Записке о реконструкции РККА», датированной 11 января 1930 года, М.Н. Тухачевский, бывший тогда командующим войсками Ленинградского военного округа, в разделе, посвященном вероятным противникам, утверждал: «Настоящая записка ориентируется главным образом на наших западных соседей и крупных империалистов Европы, могущих стать за их спиной. Наш индустриальный рост оставляет далеко за собой уровень соседних с нами стран. Помощь империалистов этим странам может быть и будет очень велика. Однако расстояния, пути сообщения и пр. создают возможность срывов, перебоев в поддержке и поэтому в перспективе мы вправе рассчитывать на значительное превосходство наших сил и средств, во всяком случае, в определенные периоды войны». А 19 июня 1930 года, в письме уже лично Сталину, Тухачевский подчеркивал: «Необходимо иметь в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специального военного образца. Между тем, учитывая, что к концу пятилетки мы в Европе не будем иметь конкурентов по танкостроению, нам необходимо стремиться к тому, чтобы специально военные танки составляли бы от общего числа около одной трети, для выполнения специальных задач, борьбы с противотанковой артиллерией и пр. Остальные танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности, большего габарита и пр. А это означает, что такой танк может быть бронированным трактором, точно так же мы имеем бронированные автомобили, поезда, дрезины, что позволит выставить бронетрактора в громадных массах». Тухачевский предлагал тяжелые транспортные самолеты в составе гражданской авиации, чтобы во время войны использовать их для десантов во вражеский тыл. Уже к концу 1932 года только на Севере он рассчитывал иметь 1384 самолета. Масштаб плана можно оценить, если учесть, что в 1930 году там было всего 2 самолета, и местные власти безуспешно хлопотали о выделении еще 2 машин. Руководитель Северного края С.А. Бергавинов в связи с этим писал Ворошилову: «Конечно, такое шибко преувеличенное количество мы и не освоим, да и достать их неоткуда и незачем». Иметь боевую технику двойного назначения, вообще говоря, представляет собой ненужную роскошь. Использовать ее в мирных целях неэкономично из-за большого расхода горючего, а в военном отношении она уступает машинам, создаваемым только в военных целях.

Однако в целом Тухачевский ошибся лишь в сроках, когда Красная Армия будет иметь десятки тысяч танков и самолетов – больше всех в мире. Это случилось не в первой трети, а в конце 30-х годов. К началу войны Тухачевский предлагал иметь 10 тысяч специальных военных танков и 40 тысяч бронетракторов. К 22 июня 1941 года в Красной Армии насчитывалось более 23 тысяч танков, причем это были гораздо более мощные танки, чем в начале 30-х годов, и среди них не было ублюдочных «бронетракторов». А максимальное количество боевых самолетов, которыми располагали советские ВВС во время войны, превышало 47 тысяч машин, т. е. было даже больше, чем планировал Тухачевский. Всего же к началу Великой Отечественной войны Красная Армия на западе имела в 3,5 раза больше танков и в 5,5 раз больше боевых самолетов, чем вермахт. Практически идея полной милитаризации экономики была осуществлена в предвоенные годы. При этом сохранение избыточных мощностей для производства военной техники вело в мирное время к производству «мнимой стоимости» – гражданской техники, например, тяжелых тракторов, не находивших в полной мере применения в народном хозяйстве.