Августин считает жалким рабством буквальное понимание фигуральных выражений Писания. Буквальное прочтение иносказания сравнивается с «плотским мудрствованием». Непонимание фигурального является следствием того, что читатель принимает знаки за вещи. Очевидно, что отождествление значения знака с называемой вещью – это наследие языческого образа мышления, для которого характерно также установление «бесполезных знамений», когда вещи, не приносящие пользы, объявляются знаками чего-то сверхъестественного и становятся идолами. Необходимо, чтобы язычники отказались от множества ложных богов, «обратились к культу единого Бога» и не раболепствовали перед знаком, часто не ведая, что он означает. Это путь духовного просветления и свободы. Вступающий на него должен приобщиться к Священному Писанию, ему необходимо научиться читать и понимать Божественную речь, а именно уметь постигать ее фигуральность.

По мнению Августина, о деяниях, описанных в библейских текстах, следует судить по обстоятельствам. «Нужно внимательно следить, что подобает месту, времени и лицам, чтобы нам не осудить чего-нибудь случайно как преступление». «И что бы в нем (Писании) ни повествовалось такого, это нужно интерпретировать не только исторически или в собственном смысле, но принять и фигурально и пророчески в целях любви или к Богу, или к ближнему, или к тому и другому вместе». В качестве примера автор приводит интерпретацию следующего библейского высказывания: «Дай милосердному, и не принимай грешника». Вторую часть данного изречения следует интерпретировать «фигурально, поставив вместо слова «грешник» слово «грех», так что получится: «Не принимай его греха». Вероятно, такая знаковая подстановка или замена и помогает преодолеть кажущуюся постыдность выражения и выйти на праведный смысл. Скрыто предполагается, что при интерпретации всех сомнительных и двусмысленных высказываний, когда «необходимо разузнать, собственная или фигуральная та речь, которую пытаемся понять», необходимо склоняться к мнению – перед нами фигуральная речь. Иного и не дано, не у всякого читателя есть возможность сопоставить оригинал с переводом!

7. Вещь не тождественна самой себе в различных пространствах и в различное время. Поэтому, один и тот же языковой знак, именующий эту вещь, изменяет своезначение. Кроме того, знак меняет свое значение, когда его соотносят с разными вещами.

«Одно и то же слово не означает везде одного и того же». Мы можем сформулировать это следующим образом: в тексте слово не всегда актуализирует свое собственное значение – наиболее известное и распространенное. Слово реагирует на пространственные и временные изменения вещи, которые обусловлены её связями с другими вещами. Именно поэтому слово изменяет свое главное значение.

Кроме того, имя одной вещи может использоваться для обозначения другой вещи. Суть в том, что отношение языка к обозначаемым явлениям не столь уж прочна и непоколебима, она может быть произвольной. Если отношение формы и значения знака конвенционально, то отношение знака к объекту, или отношение обозначения, часто нарушает границы конвенции. Об этом свидетельствует иносказательность, или фигуральность. Последняя создается не за счет семантической расплывчатости, неопределенности или «двусмысленности» языковых знаков, и, как представляется, – за счет знаковости самой называемой и повествуемой действительности. Действительность – знак скрытого в притче смысла. Не о ней идет речь, не ради нее, этой часто псевдодействительности, строится высказывание. Речь идет об истинном смысле, на который она указывает. В таком случае естественный язык выступает в роли знака другого знака. Текст выступает в роли вторичного знака. Отсюда все трудности понимания Писания смертным человеком.

Относительная репрезентативная свобода слова объясняется Августином подобием вещей, сопредельных с обозначаемой вещью. Иначе говоря, сходство вещи, традиционно обозначаемой каким-то словом, с другими вещами делает возможным смещение семиотического отношения. Прочность «языческой» связи слова и вещи не выдерживает испытания. Диалектика знакового отношения гласит: «Поскольку вещи подобны вещам многими способами, то мы не должны думать, будто предписано, например, что некая вещь в неком месте означала бы, по подобию, то, что она, как мы могли бы подумать, означала всегда». О чем это говорит? – О том, что подобие вещей дано, к тому же, не раз и навсегда, а зависит от условий – пространства и времени.

В значении слова Августина интересует не только его соответствие обозначаемой вещи, но и его положительное или отрицательное качество, которое возникает, как следует предположить, опять-таки благодаря свободе знакового отношения. Обозначаемая вещь воспринимается вследствие словесной манипуляции с учетом меняющихся условий обозначения «то как благая, то как злая». Например, слово змей «в зависимости от мест, в которых оно употребляется» имеет различную оценку, ср. «Будьте мудры как змеи» и «Змей хитростью своею прельстил Еву».

Автор советует объяснять неясное с помощью ясных фрагментов. Речь идет не только о языке объяснения со стороны духовного учителя, но и об изречениях, отрывках последующих или предшествующих, самого Писания, на которые следует делать ссылки при объяснении сомнительных мест.

Сила и творчество августиновской интерпретации опирается на допущение возможности полисмысловой перспективы высказывания. Из одного и того же библейского изречения позволительно выводить множество разных смыслов при условии, конечно, что они не противоречат истине и находят свое подтверждение в других местах Писания. Последнее условие избавит читателя или слушателя от опасности передоверяться своему собственному разуму.

Фигуральность текстов создается с помощью тропов (напр. метафоры, сравнения, иронии), знание которых необходимо для интерпретации.

8. Обучение осуществляется в форме говорения. Учитель, обучая, учится сам. Обучение следует рассматривать как напоминание и воспоминание. Истинным учителем является Бог, поскольку он обучает не словам, а предметам, выражаемым этими словами.

Тесно связаны с проблемами языковых знаков и интерпретации текстов проблемы говорения, учения и познания. Данные проблемы изложены у Августином наиболее полно в его «Трактате об учителе».