Шрифт:
Взаимоотношения в этой интеллигентной семье на первый взгляд кажутся гармоничными.
На самом деле достаточно услышать их разговоры, и даже не разговоры, а – интонации, чтобы заключить пари (вот только не с кем!), что этой троице давно пришел конец.
Хорошо знаю эти интонации. «Налить чаю, дорогой?» – «Спасибо, достаточно, любимая…» – «Прекрасная погода, не так ли?» – «В воздухе пахнет весной…»
Я знаю…
Оксана… Типичная женщина на заработках, без особых примет, кроме одной: получать деньги и фанатично ежемесячно переводить их к себе на родину. Таких женщин всегда можно вычислить в любой, даже многотысячной толпе по одному признаку – у них окаменевшее выражение лица. Даже когда они улыбаются, глаза остаются сосредоточенными. Им все безразлично. В работе они могут абсолютно все и действуют умело и упорно, как роботы, у которых есть лишь одна цель: заработать и отправить домой деньги. Они готовы ворошить навоз, собирать клубнику с утра до ночи под палящим солнцем, ухаживать за неизлечимо больными, мыть, чистить и драить тысячи полов. И терпеть, терпеть, терпеть. Бесконечно и молча терпеть.
Собственно, это терпение ничем не отличается от того, что они переживали на своей родине. Из одного рабства они попадают в другое. Я расспрашивала Оксану о ее жизни – эта жизнь была сплошным терпением. Лишь в первые пару лет после замужества в ней ненадолго блеснула надежда на другое. Такие женщины существуют только в постколониальных странах и на Востоке. Их никто не жалеет. Их просто используют. Как по мне, это – величайший грех. Хоть и я не святая – плачу ей меньше, чем могла бы…
Максим поселился здесь последним. Пустила его из чистого любопытства: именно такого человека не хватало в моем «пасьянсе». С первого взгляда было понятно, что парень не простой.
Таким, как он, трудно смириться с миром, не покорив его. Им всегда необходимо двигаться быстро и в разных направлениях, будто запутывая следы, сбивая всех с толку.
Максим все время пишет. Свет в его комнате горит до утра. Сейчас таких фанатиков мало. А он фанатик, это точно…
В последнее время он ходит грустный, задумчивый. Мне кажется, я знаю почему – ему нужно двигаться. Двигаться дальше, а он застрял здесь, как в Бермудском треугольнике. Я знаю, атмосфера нашего городка расслабляет, она – для таких стариков, как я.
Молодым здесь делать нечего.
Я сказала ему об этом. Он глянул на меня мрачно и ответил, что не знает, куда двигаться, и добавил:
– Если вы не против, фрау Шульце, я сделаю на заднем дворе маленькое аутодафе.
– Что вы имеете в виду? – спросила я.
– Костер. Он будет гореть быстро. А потом я уберу. Попрошу Соню – она посадит там цветы…
Мне стало жаль его. Я поняла, что он собирается сжечь свои рукописи.
Конечно, я не разрешила. Ответила так, как в таких случаях может сказать старый человек – о том, что у него все еще впереди, и все такое.
Он улыбнулся и неожиданно спросил:
– Как ваше имя, фрау Шульце?
Он был единственным, кто спросил об этом.
Я позволила ему называть себя сокращенным именем – Лора.
– Лореляй? – уточнил он.
И процитировал строки из Гейне…
…Мой ковчег дал трещину после того, как мы отправили гроб с несчастной Оксаной на родину. Это событие прорвало скрытую плотину. И прорвалась она неудержимой мощной волной. Через месяц я осталась здесь одна.
Мне предлагают продать дом и перейти на государственное обеспечение. Не знаю. Возможно, стоит это сделать…
Юстина:
Письмо
«Дорогая Соня!
Долго не писала тебе. Последнее время просто не было сил сесть за компьютер и привести в порядок мысли.
Во-первых, бабушку похоронили так, как она и просила, – без сообщений в газете, без помпы и любопытных взглядов незнакомых людей. А своих было мало. Приехал из Америки Макс. Была фрау Вера.
Ты просила рассказать подробности, но их немного: в день похорон собрались у капеллы. Каждый сделал запись в книге соболезнований, расселись в первом ряду. Почти не общались. Вышел пастор. Его речь была довольно расплывчатой, такой, какая бы подошла каждому второму, – «добропорядочная», «законопослушная», «отзывчивая», «пусть покоится с миром» и так далее.
Что он мог знать?
Что она оплатила все расходы, чтобы Оксану могли похоронить на родине? Что дала деньги Максу на его поездку в Штаты и отказалась принять долг? Что первые твои успехи на международных выставках – с ее подачи?
Не думаю, что кто-то об этом должен знать, кроме нас.
Итак, бабушку похоронили с миром. Когда приедешь – сходим к ней вместе.
Твой цветник превратился в заросли – полно диких цветов, лезут из-под земли, как бешеные.
Ну, не будем о грустном…
Дорогая Соня! Хочу написать о многом – большое, длинное письмо, чувства переполнили меня до той черты, когда хочется выплеснуть их, затопить весь мир своей благодарностью к тебе. К тебе и твоему мужу, мистеру Риду.
Если бы не вы…
Не представляешь, как я тебе благодарна, что ты разыскала меня в Америке. Знаю, ты скажешь, что только выполняла просьбу бабушки, но ведь – ты могла и не искать меня…
Я давно привыкла, что в этом мире – каждый за себя. Всегда чувствовала себя одинокой. До того момента, как увидела тебя в своей комнате в университетском городке под Берлингтоном. Помнишь?