Другой вопрос касался Желтова: почему он не был избран ни в ЦК, ни в ЦРК на XX съезде партии?

— Это было наше упущение, — признал Хрущев. — Не попал только лишь по большому недоверию. Ставился вопрос о том, чтобы освободить его от этого дела и что его не стоит избирать. Вы спросите, кто ставил? Об этом говорил Жуков. Мы советовались в Президиуме. Мы доверяли Жукову как коммунисту, но нужно было иметь свой разум. Это была ошибка{1050}.

О том что в Москве происходит совещание актива и было заседание Президиума, где разбирались обвинения в его адрес, Жукову кто-то сказал еще до отлета из Тираны. А вот в Москве на аэродроме ему сразу предложили поехать на заседание Президиума ЦК. Он приехал, доложил об итогах своей поездки и сразу почувствовал, что дело «не в итогах, а совсем в другом». Его поездку одобрили, признав «полезной для сближения советского народа с югославским и албанским народами». Но в то же время отметили «поспешные и не совсем правильные выводы в оценке положения в Югославии»{1051}.

Но то был только зачин. Потом Суслов зачитал постановление о состоянии партийно-политической работы в советской армии и состоянии руководства Министерства обороны. Пораженный Жуков заявил:

— Готов признать критику и поправить ошибки. Но не считаю правильным, что без меня собирали такое совещание и обсуждали вопрос. Вывод считаю диким — что я стремился отгородить вооруженные силы от партии. Отметаю, что запретил кому-то информировать ЦК. Прошу расследовать, что я принижаю партийно-политическую работу в армии. Я не признаю, что это делал. О товарище Желтове: я считаю его как руководителя политической работы в армии слабым. О культе личности: слава мне не нужна, но есть, видимо, ляпсусы. Прошу назначить комиссию для расследования.

Все было напрасно. Члены и кандидаты в члены Президиума один за другим предъявляли ему широкий спектр обвинений, дополнявших главное{1052}. Ему сказали:

— В Президиуме создалась тревога, как бы Жуков своим характером и авторитетом не заставил нас плясать под свою дудку. Члены Президиума боятся тебя и потому не доверяют{1053}.

Решено было освободить Жукова от обязанностей министра обороны, назначив на этот пост Малиновского{1054}.

В ту же субботу 26 октября Жуков позвонил Хрущеву и в ходе часового разговора сказал ему:

— Ты лишаешься лучшего друга{1055}.

А потом был пленум ЦК КПСС, оформивший это решение. Итак, его обвинили в том, что он не хочет, чтобы Центральный комитет ближе знал жизнь вооруженных сил, деятельность министра и командующих.

Выступавшие (а всего их было 25 человек, в том числе 16 военных), не только одобряли отстранение Жукова от обязанностей министра обороны, но и предлагали вывести его из Президиума ЦК и из членов ЦК. 29 октября все члены ЦК, кандидаты в члены ЦК, члены Центральной ревизионной комиссии и приглашенные (командующие видами войск и военными округами) проголосовали за это, после чего Жуков покидает зал, а председательствовавший на заседании Хрущев сказал вслед ему:

— Это хорошая демонстрация силы, единства нашей партии{1056}.

На самом деле это была «хорошая демонстрация» всесилия первого человека в партии, слепой покорности всех прочих его желанию и воле. А ведь он, ставя на голосование вопрос о выводе Жукова из числа членов ЦК, не позаботился даже объяснить, на каких формальных, процедурных основаниях это делается. Ведь, согласно партийному уставу, член ЦК избирается на съезде и, в соответствии с резолюцией X съезда РКП(б) «О единстве партии», может быть выведен оттуда самим ЦК только в случае, если уличен в создании фракции (отдельной группы со своей собственной программой). В случае с «антипартийной группой» эта формальность была худо-бедно соблюдена. А какую фракцию может представлять один человек? Заниматься искусственным ее созданием, как это делали раньше по приказу Сталина чекисты, Хрущев и не думал. Поэтому ему ничего другого не оставалось, как просто-напросто пренебречь партийными законами и традицией, даже если она вела свое начало от Ленина.

Точно такое же пренебрежение проявилось и к тому пункту резолюции пленума ЦК, в котором содержалось поручение Секретариату ЦК «предоставить т. Жукову другую работу»{1057}. Оно так и осталось на бумаге.

3 ноября 1957 г. постановление пленума ЦК КПСС было опубликовано. Из него можно было узнать, что Жукова убрали за недостаток партийности, за проведение линии «на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над армией и военно-морским флотом со стороны партии и ЦК и правительства»{1058}.

Позже многие из присутствовавших на том пленуме разводили руками и оправдывались, что ничего не могли сделать, что все было более что не таким уж он и безгрешным был.

Иначе думали и говорили люди простые. 8 ноября некто Яковлев писал в журнал «Вопросы философии», что обсуждение решения о снятии Жукова проходит явно неверно: «Нельзя обвинять любого человека в чем-либо, не зная, что он говорил по предъявленному ему обвинению. Это же чисто сталинский метод обвинения людей на основе односторонней информации, при 100% отсутствии свободы слова в печати». Он обвинял ЦК КПСС и его Президиум в том, что они «совершенно не знают мнения членов партии по вопросу о снятии тов. Жукова и по другим вопросам»{1059}.

Объявленным тогда причинам этой отставки — «авантюризм», «линия на отрыв вооруженных сил от партии и противопоставление армии партийному руководству» поверили всего лишь 6% опрошенных в 1998 г. и 5% с небольшим опрошенных в 1999 г.

По свидетельству Б.Г. Маскина из Коломны, «те, кто воевал, были за снятие маршала с поста министра». По мнению А.Н. Степанова, рабочего Шатурской ГРЭС, недавно отслужившего в армии, Жуков действительно «стремился разогнать политорганы» и почти добился этого, а к тому же был «очень груб». Не очень хорошего мнения о Жукове был работник Ленгипростроя И.Ф. Григорьев: «Хоть он и был великий полководец, у него было много самодурства в характере. Он отменил институт комиссаров, и с тех пор пошла дедовщина в армии. Мы это не приветствовали». «Мы вздохнули с облегчением, когда произошла отставка Жукова, — говорил лейтенант инженерно-авиационной службы Северного флота А.Т. Щепкин, — так как он убрал политорганы, а также ввел час физкультуры и хотел переодеть морскую авиацию в сухопутную форму»{1060}.