Канцлера Российской империи Горчакова спросили, сердится ли Россия на условия Парижского мира 1856-го года (когда Россия, проигравшая Крымскую войну, лишилась права держать на Чёрном море флот). Ответ одноклассника Пушкина вошёл в историю:

«Россия не сердится. Россия сосредоточивается».

Недавний феодосийский конфликт народа и власти Украины [65] вновь привлёк внимание к давней и всё ещё не разрешённой проблеме: как должна относиться Россия к расширению НАТО на восток и может ли её отрицательная позиция по этому вопросу повлиять на реальный ход событий.

К сожалению, в обозримом будущем политический вес России вряд ли станет достаточен для открытого противостояния. Более того, мы пока не в силах даже открыто поддержать своих естественных союзников — вроде крымчан [66] . Косвенные же манёвры требуют изобретательности, всё ещё недоступной большей части деятелей, определяющих основы российской внешней политики — не говоря уж об исполнителях её деталей.

Ещё в 1996-м вопрос о включении бывших российских союзников в НАТО впервые перешёл из области теоретических изысканий в практическую плоскость. Тогда же мы приступили к разработке изобретательских приёмов остановки процесса, несомненно весьма нежелательного для России — пока сама она остаётся вне сильнейшего в мире военного блока.

Уже в начале 1997-го нами выработана концепция предоставления странам, чьё вхождение в НАТО нежелательно для России, взаимных — российских и НАТОвских — гарантий постоянного нейтралитета. К концу того же года она сформулирована во всех необходимых подробностях. С тех пор она не менялась принципиально, а только дополнена рассмотрением отдельных аспектов её применения в конкретных экономических и географических условиях. По датам написания прилагаемых документов можно проследить основные этапы уточнения и развития концепции.

Кроме того, концепция постоянно уточняется по мере изменения обстановки в мире в целом и вокруг НАТО в частности. В качестве одного из примеров уточнения приложена версия основного документа «Пояс политического целомудрия», составленная в 2002-м году [67] . Обстановка же меняется не в последнюю очередь потому, что Россия даже не пытается ни действовать согласно нашей концепции, ни каким-либо иным — пусть и менее эффективным — способом затормозить процесс. Более того, ни один российский политик не рискнул хотя бы высказать наши предложения публично.

Нельзя гарантировать, что воплощение наших предложений остановило бы НАТО на границе по Одеру и Нейсе. Но шансы на это были достаточно велики, чтобы признать подобную пассивность явно непростительной.

Более того, если бы предлагаемой стратегии сразу был дан ход, все взаимоотношения с Западом развивались бы качественно иначе. Давление на Россию все эти годы было бы куда меньше. Ведь известно, что давление такого рода возрастает в отсутствие сопротивления.

Теперь же Организация Северо-атлантического Договора подошла к России вплотную. Калининградская область с главной базой Балтийского флота уже непосредственно окружена силами, которые ещё недавно принято было именовать не иначе как «потенциальный противник».

Да и на границах основной — не анклавной — территории России вполне возможно появление новых вооружённых сил.

Правда, просьба Грузии о вступлении в НАТО — жест явно символический, рассчитанный в основном на внутреннее употребление. Но Украина уже с конца 2004-го — после очередных выборов президента [68] — движется на запад (что мы прогнозировали ещё в 2002-м). Если обе эти республики действительно будут активно сотрудничать с НАТО (не говоря уж об их полном вхождении в блок), Россия окажется практически отрезана и от большей части Чёрного моря, и от нашего последнего союзника в Закавказье — Армении, и от потенциального партнёра — Ирана.

Да и Белоруссия может стать зоной соперничества между Россией и НАТО, не только если с нынешним главой республики что-то стрясётся. Александр Григорьевич способен самостоятельно разыграть НАТОвскую карту, пытаясь удержать равновесие между стремлением своего народа к единству с Россией и собственным желанием самостоятельности.

Конечно, НАТО в своём нынешнем виде и при нынешней политической обстановке в мире не может рассматриваться как прямая и явная военная угроза России. Но лидеры организации сейчас видят в ней инструмент унификации стран Восточной Европы по западным нормам. Да и сами руководители этих стран не скрывают, что рассматривают членство там именно как способ устранения избыточного своеобразия.

Исходя из этого, можно признать: НАТО — готовая структура утилизации России. Правда, само понятие утилизации достаточно многозначно, чтобы Россия могла вести вокруг него и собственную игру. Но в западном сознании Россия — нечто, подлежащее утилизации в том же смысле, в каком применяется это понятие, например, к ядерным отходам.

Впрочем, если продолжить эту аналогию, то нынешняя Россия — скорее плутоний, накапливающийся в составе таких отходов. А его можно пустить в оружие, а можно — в самые эффективные и экономичные реакторы.