Лицо Мизуки проступило из расплывчатого небытия, как икона, на которую хотелось молиться. Она что-то спрашивала, Бондарев что-то отвечал. Хозяин дома деликатно стоял в сторонке, дожидаясь, когда о нем вспомнят и вознаградят его по достоинству за проявленное милосердие.

Здоровенный слуга, которого прихватила Мизуки на всякий случай, помог Бондареву дойти до машины. Его звали Наши. По японским меркам, он был настоящим гигантом с наголо обритой головой и младенческой улыбкой. Мизуки семенила рядом, с ужасом вглядываясь в лицо Бондарева.

— Немного осунулся? — спросил он.

Она кивнула, улыбнулась и чуть не расплакалась.

Потом они ехали в жемчужном «Линкольне», и Бондарев опять отвечал на какие-то вопросы, насколько позволяло саднящее горло. Полчаса спустя, выкупанный и переодетый в пижаму, он лежал на больничной койке, подсоединенный к капельнице с питательными растворами и обезболивающим. Рентген показал, что переломов костей у него нет, хотя повреждены почки и селезенка. Обнаружились также остатки внутреннего кровоизлияния.

Мизуки сидела рядом с кроватью Бондарева, успокаивая его, когда он порывался что-то рассказывать или приподняться с подушки. Потом она положила прохладную ладонь на его пылающий лоб, и он испытал нечто вроде эйфории. Очень скоро он уснул, как убитый… Нет, на этот раз, как младенец.

После полудня ему стало значительно лучше. Когда Мизуки отлучалась, в палате оставался ее здоровяк-слуга, не забывающий дружелюбно улыбаться, ловя на себе взгляд Бондарева.

Увидев, что он пошел на поправку, Мизуки выставила слугу за дверь, а сама устроилась возле изголовья кровати.

— Я искала тебя три дня. Врачи говорят, что теперь ты в состоянии рассказать, что с тобой произошло. Только не слишком напрягай горло, хорошо?

Бондарев поведал ей о своем ночном визите на фабрику, о совещании за окном, о нападении семерых громил в масках, о своем пробуждении в заброшенном здании и о том, как удалось раздобыть телефон. Когда рассказ закончился, японка долго сидела молча и неподвижно, как будто превратилась в восковую фигуру. Во время повествования тень то и дело пробегала по ее прекрасному лицу, а после того как Бондарев умолк, она так и осталась мрачной и подавленной. Бондарев попытался припомнить, в каких именно местах рассказа Мизуки хмурилась, но не сумел. Голова соображала плохо. Мысли ворочались в ней тяжело, как мельничные жернова.

И вообще рассказ утомил Бондарева. Он незаметно для себя задремал, а когда проснулся, за окнами была ночь. Мизуки никуда не делась. Она продолжала сидеть возле кровати в темно-синем платье, стилизованном под кимоно. Красные цветы на ткани напомнили Бондареву пятна крови. У стены топтался Наши с неизменной улыбкой на губах.

— Поезжай домой, — сказал Бондарев японке. — Тебе надо отдохнуть.

— Домой нужно тебе, — улыбнувшись, ответила она.

Идея ему понравилась. Он бы с удовольствием поменял больничную палату на апартаменты в жилище Мизуки. Даже на какой-нибудь захудалый чулан с циновкой на полу.

— Ну, что ты, — пробормотал он с притворным смущением. — Я не хочу тебя стеснять.

— Ты меня не понял, Константин, — медленно покачала головой Мизуки. — Тебе надо домой. К себе. В Россию.

— Нет, — решительно произнес Бондарев. — Не имею права. У меня приказ. Точнее, просьба, равносильная приказу.

— Я говорила с Юрием по телефону. Он тоже считает, что тебе пора возвращаться.

— Черта с два!

— Так надо. Юрий сказал, что теперь, когда Хозяева тебя вычислили, ты все равно не сможешь быть мне полезен.

— Они думают, что я покойник. Кстати, каким образом они появились на фабрике?

— Ты же знаешь, что все это время они охотились за тобой, — напомнила Мизуки. — И вот, наконец, настигли тебя в безлюдном месте. Выследили и напали. Этого не должно повториться.

— Не повторится, — пообещал Бондарев. — Впредь буду осторожнее.

— Нет, Константин. От Хозяев тебе не уйти. Слишком большая организация, слишком сильная. У них повсюду осведомители, даже в полиции. Ты — русский, и тут все против тебя. — Мизуки виновато развела руками, словно извиняясь за миллионы своих соотечественников.

— Не все, — упрямо возразил Бондарев. — Макимото, ты, тот человек, который меня приютил.

— Мы в меньшинстве. Ты ничего не сможешь здесь сделать, только умереть. Ты должен уехать. Завтра же.

— Сначала я должен разобраться с твоим управляющим.

Она увещевающе положила ладонь на его плечо:

— Он ни при чем. Я говорила с Хато по поводу нападения людей в масках. Он ничего не знает. Не видел и не слышал, что во дворе дерутся. У него было срочное совещание, потому что график поставок не должен сорваться.