— Почто стоим, воевода? Не пора ли размять плечи?

Спиридонович оглянулся. Рядом ратник Михайло. Он вооружен топором; за поясом железный кистень.

— Разомнем, придет час. Где стоят ладожане?

— Близко, у самой воды.

Впереди, на протоке, точно сухой лес, высятся мачты шведских ладей. Издали кажется — цветным узорочьем своим заградили они реку. С тех, что близко у берега, высаживаются копейщики.

— Видишь ладьи, Миша? — Спиридонович показал на протоку.

— Вижу.

— Как скажет княжий гонец: «Пора» — ты с ладожанами беги к берегу, где стоят ладьи, руби причалы, а будет удача, то и днища. Не на чем было бы свеям уйти с поля.

Михайло взглянул на холм, где высится шатер златоверхий, на темную тучу копейщиков и конных рыцарей, еще не вступивших в битву, опустил глаза.

— Не радость, воевода, с дерёвами биться.

— Не радость, а славное дело, Миша, — сказал Спиридонович. — Рад будет Александр Ярославич услышать о том, что совершили ладожане.

…Вдали, над полем, взметнулся княжий стяг. Он то склонится ниже, то снова гордо реет над битвой. Шведы пятятся, кое-кто из них повернули спины. Новгородцы одолевают.

Но что это? Начали бой шведские латники. Головной полк новгородцев дрогнул. Не шведы, а русичи пятятся к опушке бора. Спиридонович еле сдержался, чтоб не бежать со своим полком на помощь. Вовремя вспомнил воевода княжий наказ. Не на поляне, где бьется головной, быть Спиридоновичу, а гнать шведов от берега, от ладей их, — преградить путь на реку.

— Где воевода Спиридонович? — зовет незнакомый воин. Железная рубашка на нем разодрана, из рассеченной щеки струится кровь.

— Откуда, с какой вестью, удалой молодец? — окликнул Спиридонович.

— К тебе… От Александра Ярославича.

— Что велел Ярославич? — Спиридонович узнал воина. — Ты, Илецко?

— Я… Свей меня поцарапал. Князь велел сказать тебе, Василий Спиридонович, пора!..

Что-то еще говорил Илецко, но того, что сказал он, Спиридонович не слышал.

— За землю Русскую, славные мужи! — крикнул он. — Покажем свеям, как встречают незваных гостей удалые ребята новгородские!

— За Новгород! За Русь нашу! — выбегая на поляну, подхватили воины клич своего воеводы. — За Софию!

…Выйдя из шатра и поняв опасность, угрожающую его войску, Биргер преобразился. Ничто теперь не напоминало в нем надменного, замкнутого в себе, всесильного герцога. В холодных глазах его вспыхнул блеск, голос приобрел силу, движения стали резкими; точность и уверенность их отличала воина.

Русичи напали от опушки бора и успели потеснить шведов. Битва передвинулась ближе к холму. Справа и слева, со стороны Ижоры и болот по берегу Невы, ничто не грозит. Там тихо. Войско русское не людно, лишь неожиданность нападения создала видимость успеха его в битве.

Позади шведского стана река. Около нее, ближе к берегу, должна решиться битва. На ладьях шведы недосягаемы для пеших русичей. Биргер велел стать на холме, у шатра, железному рыцарскому полку, пешим латникам указал место за холмом, ближе к Ижоре. Облачившись с помощью оруженосцев в боевые доспехи, Биргер подал знак подвести коня. В седле, со щитом и копьем, он пристально смотрит на поле.

Ближе, ближе стяг новгородского войска. Шведы отступают, но первая растерянность их прошла. Плотнее смыкаются ряды. И когда все войско русское показалось на поляне, когда стрелы русичей, долетая к шатру, начали царапать доспехи рыцарей, Биргер подал знак пешим латникам. Заглушая воинственными кликами шум битвы, выбежала рать их из-за холма. Русичи смешались. Склонился и исчез во мгле стяг новгородского войска.

Это и видел Василий Спиридонович, когда прибежал к нему Илецко со словом княжим.

Засадный полк воеводы Ратмира скрыт кустами на берегу Ижоры. С обрыва, сквозь зелень деревьев, Ратмиру видно все поле. Рядом с воеводой князь Тойво. Не отрывая глаз, смотрят они туда, где решается исход сражения. Строго сошлись к переносью нахмуренные брови Ратмира, руки опираются на поставленный впереди меч. ‘Не оглянулся витязь на воинов позади себя, слова не молвил.

— Пора, воевода! — не помнит уж в который раз шепчет Тойво. — Поможем князю Александру!

Ратмир молчит. Но вот он шевельнул бровями, но не оглянулся.

— Рано, князь, не время, — молвил. — Не отмахали рук свей, и от князя Александра нет слова.

— Тяжко князю Александру, воевода, — продолжал недовольно хмурить брови Тойво. — Может, ранен князь, может…

— Нет, вижу на поле стяг княжий, а там, — Ратмир вытянул вперед руку, — взгляни! Никак начал бой полк правой руки.

Ратники Спиридоновича потеснили шведов. Бой переместился ближе к Ижоре. Ах, как завидует Тойво тем, кто в битве! Но Ратмир неподвижен. Как и прежде, стоит он, опираясь на меч. Изредка лишь приставит к глазам ладонь, защищаясь от солнца, присмотрится, и снова будто замрет.