Переяславская рать приближалась к речке Лутсне. Из того, что рассказывали о Лутсне Соломничи, воеводы знали: берега речонки круты и обрывисты. Перед вечером, близко Лутсны, встретилось зажитие. Люди, жившие тут, напуганные слухами о приближении русичей, бежали. Расположась в жарко натопленной горнице, воеводы беседовали с Соломничами, как лучше перейти через Лутсну. Бой на переправе даже с небольшими силами врага был бы не к выгоде переяславцев.

Ночью воевод разбудил отрок:

— Помилуйте, осудари, — войдя в горницу, сказал он. — Филипп Соломнич вернулся. Сказывает: важные у него вести.

Филипп Соломнич, ступив в горницу, где ждали его Домаш и Кербет, споткнулся о порожек. Кербет, которого появление молодца привело в веселое настроение, глядя на высокую, с крупными, тяжелыми руками фигуру Соломнича, едва не достигавшую головой матицы, рассмеялся:

— Рос ты, Филипп, знать, глядя на звонницу. Облака тебе подпирать впору. Ну, удалой молодец, сказывай! Побывал в Юрьеве?

— Побывал, осударь. Видел и лыцарей и их войско.

— Пустил о нас худой слух? — спросил Домаш.

— Все, как велено, — ответил Филипп. — Да и без меня много толков было в Юрьеве о нашем войске, а хуже того, что я молвил, никто не сказывал. Лыцарь, командор ихний, который о тоегоднюю зиму и лето сидел на Пскове… Ох и верзилище он… Выше меня. Спрашивал он и о Пскове и о войске нашем. Знают теперь лыцари, что голодны мы, в снегах тонем, что оружие у нас наполовину косы да дубье, что воины наши страшатся встречи с крестоносцами, а пуще всего — с железным полком лыцарским. Три короба наплел я вестей. Отпустили меня. А приняли как торгового гостя, дьяконова брата, который «согрешил» на Пскове и бежал под заступу лыцарей… Повинен я…

— В чем? — усмешка, с которой слушал Кербет, сбежала с его лица. — В чем вина?

— В том, осударь, не мои ли басни подняли лыцарей… Начали они поход.

— Поход? Вышли из города?

— Да. Выступили и конно и пешо. За передним полком готовятся всею силой выйти навстречу нашему полку. Ног я не чуял — бежал, чтобы сказать о том. Передних обошел стороной у Лутсны…

— Слава Спасу многомилостивому! — широко перекрестился воевода. — Не судить нам тебя, Филипп, а славу молвить. Посылали в Юрьев — опасились: сделаешь ли то, что велено? Сделал ты, как надо, и голову удалую сберег.

— Как мог, так и сделал, — Филипп смутился от похвалы.

— Хитро и умно сделал. А вот как из горенки-то пойдешь — наклонись пониже. Перед лыцарями не кланялся ты, а перед притолкой — бог велел.

…Утром Переяславский полк выступил к Лутсне.

— Исполним наказ князя нашего Александра Ярославина! — говорили воеводы воинам. — Будем стоять крепко. Пусть латинские крестоносцы мнят себе, что перед ними не передний полк и не сторожи наши, а все войско русское. Отцы наши не страшились врагов, не положим и мы хулы на их славу.

С утра до полудня длилась битва на Лутсне. Много врагов пало в сече; не мало и переяславских воинов сложило головы. Снег под ногами сражающихся алел от своей и чужой крови. К полудню на помощь меченосцам подоспели из Дерпта новые полки. Как ни стойко держались переяславцы, но дрогнули, начали отходить.

Князь Александр, поднялся на голый отлогий холм и, отъехав в сторону, остановил коня. Мимо шло войско. Впереди конный полк лучных стрельцов, за ним, точно сухой острый лес, покачиваются в лад с шагом коней копья княжей дружины. За дружиной идут карелы Тойво и новгородские полки с воеводами Силой Тулубьевым и Василием Спиридоновичем; за новгородцами — владимирское пешее войско с воеводою Чукой и псковичи с воеводою Иваном Колотиловичем. Позади скрипят возы с хлебом и припасом; замыкают войско владимирские легкие конники с князем Андреем Ярославичем.

С холма, на котором стоит Александр, сквозь голый редкий лесок видно белую гладь Узмени. Здесь она широка; еле-еле вырисовывается темная полоска лесов на другом берегу. Берег, где идет войско, низок и пустынен. Лишь медный кустарник и редкие гривки березняков нарушают однообразие его.

Александр узнавал лица многих ратников, шедших мимо. Среди пеших секирников издали выделяется фигура «стоероса» Василия Сухого; рядом с ним Лукмашка. Они идут следом за сотником Устином. Близко к ним — Емеля и Игнат-гвоздочник. Широкие лезвия секир, насаженные на длинные, схваченные железными кольцами ратовища, устрашающе поблескивают на солнце. Александр невольно улыбнулся, представив себе, что испытают меченосцы в битве при встрече с секирным полком. Не знают крестоносцы секир, не видели их у себя, в западных землях. Кузнецы русичи придумали и сковали хитрое оружие, и название у него русское. Александр собрался было сойти с коня, чтобы, идя пеше, поговорить с воинами, но рядом с ним появился Гаврила Олексич.

— Глеб Соломнич, княже, — сказал он. — Прибежал гонцом от воеводы Кербета.

— Где Соломнич? — спросил Александр.

— В голове войска. Притомился он. Я велел ждать тебя на месте.

Соломнич, когда Александр приблизился к нему, поклоном встретил князя. Не сходя с коня, Александр спросил:

— Где воеводы Домаш и Кербет? Цело переяславское войско?

Александр не видел Соломнича после выступления из Пскова и теперь в уставшем, с рассеченною щекою воине не сразу смог признать молодца, который вместе с братом своим Власием ходил по тропам близ Узмени, когда смотрели на масленице берега озера.