Александр молча слушал воеводу. Казалось, вставал перед глазами князя разбросавшийся вокруг каменных стен Кремника большой город, с палатами пышными, соборами златоглавыми.

— Доброе место, — как бы отвечая на свои мысли, промолвил он.

— О том и моя речь, — довольный тем, что услышал от Александра, отозвался Чука. — Князя сильного надо Москве. Принять бы тебе, Александр Ярославич, город под свою руку.

Александр не ответил. Он оглянулся вокруг, точно хотел запечатлеть в памяти то, что в думах о Москве возникло перед его взором. Внизу, под кручей, за палисадом, играет серебряной рябью река, чья-то ладья поднимается вверх, к устью Всходни. От хором с ведрами на коромысле прошла мимо высокая, стройная молодица. Она поклонилась князю и стала спускаться по тропе к Неглинке.

…На крыльце хором появился Ивашко. Он потянулся, радуясь солнечному прохладному утру. В это время из проезда Воротной стрельницы выехал всадник.

— Савва! — воскликнул Ивашко, узнав гонца. — Ждали мы тебя во Владимире.

— Из Новгорода гнал я во Владимир, да опоздал. Ушли вы, — спешившись, ответил гонец. — Пустил и я коня следом. Весточка есть у меня тебе, Ивашко.

— От Олёнушки? Здорова она?

— Здорова. И Олёнушка и дочка.

— Спасибо, Савва, за весть, — Ивашко обнял гонца.

— Где князь? В хоромах?

— Нет, на воле. У кручи он, — показал Ивашко.

Увидев гонца, Александр ступил навстречу.

— Поклон тебе, княже, от Великого Новгорода, — начал Савва, но Александр перебил:

— Поклон после, Савва; сказывай, что велела княгиня!

— Княгиня велела поздравить тебя с сыном Даниилом Александровичем…

— А сама?

— На крыльцо вышла, как я уезжал, и молвила, что ждет тебя на Новгороде. А вот грамота болярина Федора и воеводы Гаврилы Олексича.

Александр взял свиток. Не развертывая его, снова окинул взглядом Замосковье. Солнце поднялось выше, дымок, стлавшийся недавно над дальними пожнями, теперь растаял.

— По сердцу мне Москва, Чука, — задумчиво, не оборачиваясь к воеводе, промолвил он. — Гостил бы дольше, да пора, время быть на Новгороде. Ныне словом скажу, после скреплю грамотой и печатью своей: на Москве принял я весть о рождении Данилки, так и быть ему князем московским.

Стук топоров, доносившийся со стороны строящейся Воротной стрельницы, слился с шумом и говором торга. В воздухе разлились запахи сладкого избяного дыма. Скрипят, низко кланяясь тонкими шеями, колодезные журавли. Стая галок взвилась над Кремником; будто приветствуя утро, покружилась над рекой и звонкой, сполошной тучей упала на луга Замосковья.

Аксамит — мягкая пушистая ткань из шелка или льна, иногда украшенная золотым или серебряным узором.

Баской — нарядный, красивый.

Безгода — плохие времена, несчастье.

Бель — белка, то же — веверка, веверица, векша.

Бехтерец — кольчуга с медными или бронзовыми пластинками в виде чешуи.

Било — сухая деревянная доска, заменяющая колокол.

Борть — дупло, колода с ульем; бортник — занимающийся поиском бортей в лесу.

Вежа — надстройка на здании, башня; в ином значении — шатер (половецкие вежи).

Веред — чирей.

Видок — свидетель.

Гриди — в Новгороде — служилые люди, близкие боярам-вотчинникам.

Домница — сыродувный горн для производства кричного железа, имел широкое распространение в древней Руси.

Еловец, еловок — приподнятое острие древнерусского шлема.

Ендова — металлический или деревянный сосуд в виде большой чаши с рыльцем.

Зажитья — населенные пункты, жилье.

Займище — жилье поселенца (хутор, заимка) на осваиваемой земле.

Земля Суми, Сумь — Финляндия (финское — Суоми).

Зернь — украшение в виде круглых зубцов (зерен) на золотых и серебряных изделиях.

Зыбильно — гибкий шест, укрепленный под потолком; к длинному концу шеста подвешивалась детская люлька (зыбка).

Кандило — церковный подсвечник, для многих свечей или лампад, чаще — висячий.

Каптур — головной убор старой женщины.

Кибить — деревянная дужка лука, стягивающаяся тетивой.

Кика — головной женский убор.

Кокоры — кочки; пни, вырубленные с корнями.