На этом моменте из кухни пришли с двумя кувшинами с разведенным вареньем Маша с Сашей. Те, кто умирал от жажды, тут же кинулись к ним со своими стаканами. Остальные же с интересом взирали на Якушеву, сосредоточенно пытающуюся что-то изобразить в центре комнаты.

Якушева заметила Шашина и кинулась к нему. Встала рядом, продолжая приплясывать на месте:

– Шашечка, ты пойдешь со мной заниматься латиноамериканскими танцами? Я тебя приглашаю. Мы будем самой лучшей, самой красивой парой.

– Я подумаю, – уклончиво ответил тот.

– Как это «подумаю»? Я не буду приглашать два раза. Ответь сейчас.

– Я же сказал, я подумаю.

– То есть ты согласен? Чего ты боишься?

– Да ничего я не боюсь!

– Я тебе завтра позвоню.

Композиция доиграла и началась по новой. Якушева опять выскочила в центр и продолжила отплясывать, призывно поглядывая на Шашина. Маша полминуты понаблюдала за действом, а потом лихо встала рядом.

Шаг правой ногой вперед, правое бедро вперед. И тут же три шага назад, качая бедрами. Шаг левой ногой назад, левое бедро назад. И снова три шага вперед. Под быстрый ритм мамбы.

К ним присоединились и некоторые другие девчонки. Но Маше быстро разонравилось танцевать. Она решительно подошла к компьютеру и остановила воспроизведение песни.

– Элла, ты ни фига не умеешь танцевать. И вы, девочки, тоже. Ща я вам все объясню. Ща я вам объясню суть мамбы, – с видом знатока латиноамериканских танцев заявила Маша.

Якушева фыркнула и с недовольным видом уселась на диване. Ее примеру последовали и остальные. Все с интересом уставились на Машу.

– В чем суть мамбы? – тут же приступила к объяснениям та. – В том, что вот я делаю шаг вперед. Бедро вперед. Вся такая неотразимая. К кому я шагаю? Конечно же, к парню! Хэй, мамбо! – Маша сделала решительный шаг к Шашину, глядя ему при этом прямо в глаза с загадочной улыбкой. – Ты такой прекрасный, ты мне нравишься, я хочу быть с тобой.

Все замерли. Но Маша тут же отступила:

– А потом тут же три шага назад. Типа, ой, я передумала. И большой шаг с бедром назад.

Она натолкнулась на Славика и тут же прижалась к нему спиной:

– Типа, ты не настолько хорош, чтобы тратить на тебя время. Есть и получше.

Но едва Славик попытался ее приобнять, чтобы включиться в действо, как Маша снова сделала три шага вперед, качая бедрами:

– Ай, нет, я – такая непостоянная, наверное, мне все-таки ты нравишься, – и она снова сделала большой шаг к Шашину. – Это же игра. Сыграем с тобой в эту игру?

– Сыграем! – охотно согласился тот.

– А может, и не с тобой? – Маша снова отступила назад.

Славик опять попытался поймать ее в объятья.

– Хочешь меня поцеловать? – и она сделала пару шагов в стороны в ритме танца, не давая к себе прикоснуться. – Ты мне надоел! – и снова решительно шагнула вперед, но теперь к Якушевой. – Вот что такое танец, зажигательный латиноамериканский танец, Эллочка. Вот в чем суть мамбы! Это и страсть, и страх, и уверенность, и сомнения, и любовь, и ненависть. А не просто красивые движения. Включай музыку, Славик.

И снова грянуло:

Это был позор. И уже не просто позор, а ПОЗОР. Или даже так: ПОЗОР-ПОЗОР-ПОЗОР.

В воскресенье утром Маша проснулась, вспомнила все, что произошло в субботу, и засунула голову под подушку. Ей хотелось спрятаться. И никогда-никогда не выходить из своего укрытия. Красные сапоги, вечеринка у Игоря – все это было сущей мелочью по сравнению с тем, что она отчебучила вчера у Шашина. НА ГЛАЗАХ У ВСЕГО КЛАССА.

Как она могла? Как она могла так себя вести? Так ужасно одеться, накраситься, всеми командовать, отплясывать да еще и заигрывать с парнями на глазах у одноклассниц? Она, Маша Капустина, отличница, умная и спокойная девочка, пример для всех? Как она могла при всех ПРЕДЛАГАТЬ СЛАВИКУ ПОЦЕЛОВАТЬСЯ??? Как она могла отплясывать какую-то пошлую мамбу да еще и пытаться всех научить крутить бедрами?