Шрифт:
Леша вылез из своих «жигулей».
– Вот, бабушка Асмик, это он… – засмущалась Инга.
– Здравствуйте! – широко улыбнулся он. – Вот, забираю у вас одну красавицу.
Бабушка Асмик пристально на него посмотрела, улыбнулась и перекрестила его.
– Хороший, – шепнула она Инге. – Держись за него.
– Спасибо вам за все, бабушка Асмик, я вас как родную полюбила.
– А пельмени так и не научила меня делать…
– Спасибо вам за Ингу. Она о вас много говорила.
И он поднес к губам черную от загара сморщенную руку бабушки Асмик.
Та поцеловала его в лоб.
– Дай вам Бог счастья, дети мои!
И они уехали.
– Какая славная бабка!
– Она нам дала с собой целую сумку еды.
– Да ты что! Хорошо, не будем терять время в очередях.
– Леш, а куда мы едем?
– В Ялту.
– А зачем?
– Увидишь! – загадочно улыбнулся он.
– Леш, ну не мучай меня, я же умру!
– Ладно, так и быть. Скажу. Я договорился с одним товарищем, нам с тобой предоставят каюту на морском лайнере. Сплаваем до Одессы и обратно!
– Леша! – задохнулась от восторга Инга. – Лешенька!
– А когда вернемся, поедем домой, в Москву! Жениться!
Наши дни
Путь лежал в маленький городок на берегу Средиземного моря, на хорошей скорости часа полтора от Тель-Авива.
Подступало привычное раздражение, как всегда перед встречей с матерью. Впрочем, все их встречи легко пересчитать по пальцам одной руки. Но сейчас она ждет от меня какой-то помощи… Интересно, какой? Даже вообразить трудно! Может, материальной? Это было бы самое простое. Но я не так уж богат… А запросы у нее будь здоров. Что ж, чем смогу, помогу. И почему я должен всем помогать? Вон, даже незнакомой девушке в аэропорту… А тут все-таки женщина, которая произвела меня на свет. Спасибо, конечно, я этот самый свет люблю. А ее не люблю! Но чтобы чувствовать себя порядочным человеком, приехал. А тут хамсин, здравствуйте, я ваша тетя! Кошмар какой-то, только под кондиционером и можно существовать, а от сильного кондиционера начинают течь сопли, тьфу ты! Он затормозил, достал из бардачка пачку бумажных платков, высморкался. А может, просто открыть все окна, на ходу будет обдувать… Но обдувало его таким нестерпимым жаром, что он предпочел сопли. И самому стало смешно, привычная жизнерадостность брала верх и над раздражением от хамсина, и над застарелой обидой на мать, и над некоторым разочарованием от исчезновения Риты. И чего унывать? Дорога прекрасная, машина идет хорошо, подумаешь, сопли текут, большое дело, это же не насморк, от которого неделю не отделаешься, а просто аллергия. А между прочим, в гостинице от кондиционера сопли не текли, в чем дело, интересно знать? А, понял, там кондиционер работал и при открытом окне… Надо попробовать и тут. Он приоткрыл окно в машине. Густой горячий воздух хлынул было в машину, но не смог добраться до Захара. И все сразу стало спокойно. Ну надо же, как интересно, а я ведь сделал совсем небольшую щелку… Настроение еще больше поднялось. Ага, а вот и нужный мне городок. Может, надо купить цветов? Да ну их… И где их искать в такую жарищу?
Он подъехал к дому номер пять по улице Бен Иегуды. Кажется, в Израиле улица Бен Иегуды неизбежна в любом населенном пункте, как у нас улица Ленина. До сих пор. Вот в Москве переименовали Пушкинскую в прежнюю Большую Дмитровку, улицу Чехова в Малую Дмитровку, а Ленинский проспект так и остался… Ну да, просто переименовать власти как-то стесняются. Ведь у Ленинского проспекта нет старого названия. Мне-то хорошо, дед всегда, в подражание прадеду, называл Кировскую Мясницкой, Кропоткинскую Остоженкой, площадь Восстания Кудринской…
Он отвлекал себя этими праздными мыслями от необходимости вылезти из прохладной машины, пройти несколько шагов и позвонить в дверь. А домик у мамаши что надо, нехилый. Ладно, хватит, будь мужиком, Захар!
И тут он увидел, как на крыльцо выбежала женщина.
– Захар! – крикнула она. – Захар!
Он не видел ее лет шесть. Она здорово постарела. Хотя все еще была красива. Он решительно вышел из машины.
– Захарушка! Здравствуй, спасибо, что приехал!
Обоим было как-то неловко.
– Зачем вы? Идите в дом, такая жара…
– Ничего, я привыкла! Спасибо, спасибо, что приехал.
– Ох, как тут прохладно! Хорошо!
– Проходи, проходи, ты голоден?
– Да нет, благодарю, я в такую жару…
– Но в доме ведь не жарко… Мазган вовсю работает.
– Мазган?
– Это кондиционер, – чуть смущенно улыбнулась она. – Садись, отсюда видно море…
Но сейчас видно было лишь все то же желтоватое марево.
– Не повезло тебе, сынок, в этот раз хамсин уж очень злой…
– А бывает добрее?
– Бывает, – улыбнулась она. – Но кофе ты выпьешь? Я испекла пирог… И фрукты есть… Ты любишь пассифлору?
– Что это?
– Маракуйя.
– А… нет, ни разу не пробовал… Я вообще насчет фруктов не очень…
– В отца… Он любил только клубнику и мандарины.
– Вы помните такие детали? – насмешливо спросил он.
– Захар, не надо иронизировать. Я вот смотрю на тебя… Впрочем, кофе я все-таки сварю. Ты любишь крепкий?
– Да. И несладкий.
– Хорошо. Крепкий и несладкий… Посиди, я сейчас. Ты куришь?
– Да.
Она вышла. Захар огляделся. Гостиная, в которой он сидел, была просторная, большая, очень красивая, с огромной террасой, выходящей на море. Он вспомнил слова бабушки:
«Твоя так называемая мать была помешана на море. В моем детстве около ГУМа продавали стеклянные колбочки, где в какой-то жидкости плавал стеклянный чертик. И была резиновая нашлепка. Нажмешь на эту нашлепку, и чертик начинает двигаться. Называлась эта красота или „морской житель“, или еще „американский житель“. Этот чертик и есть твоя мамаша».