В сущности, он выражает со свойственным ему бесстрашием и прямотой то, что ощущал и я. (Хотя Премчанда я оценивал несколько выше.) Далее он отмечает:

В этом я с ним согласен только отчасти. Действительно, многие из образованных индусов ушли в непролазные дебри критического мистицизма. Однажды я слушал весьма известного и увлеченного древнеиндийскими учениями писателя, излагавшего свою теорию того, что можно назвать «движизмом». «Возьмем воду, — поучал он нас. — Вода без движения — это что? Это озеро. Очень хорошо. Вода плюс движение — это что? Это река. Понимаете? Вода — все та же вода. Только ей придано движение. — И он продолжил: — Если использовать тот же принцип, язык — это молчание, которому придано движение». (Талантливый индийский поэт, сидевший рядом со мной на выступлении этого великого человека, прошептал мне на ухо: «Кишка без движения — это что? Запор! Кишка плюс движение — это что? Дерьмо!»)

Я согласен с Найполом в том, что мистицизм вреден для романиста. Но я знаю, что в Индии на каждого заумного «движиста» найдется ехидный «кишкист», шепчущий кому-то на ухо. На каждого возвышенного искателя древней восточной мудрости найдется трезвомыслящий очевидец происходящего здесь и сейчас совершенно в духе того, что Найпол неточно определил как исключительно западную черту. А когда Найпол приходит к выводу, что, как незаконный плод индо-британской «случайной связи», Индия представляет собой всего лишь общество подражателей, что ее художественная жизнь пребывает в застое, «творческий порыв иссяк» и «Шива перестал плясать», боюсь, тут мы расходимся полностью. «Область тьмы» была написана в 1964 году, всего через семнадцать лет после обретения независимости — рановато для некролога. Уровень индийской англоязычной литературы поднялся и может еще изменить его мнение в лучшую сторону.

В 1980-е и 1990-е годы поток хорошей литературы превратился в потоп. Бапси Шидхва формально пакистанка, но литература не признает границ, и роман Шидхвы «Разделенная Индия» представляет собой одно из ярчайших свидетельств того, какие ужасы повлек за собой раздел Индийского субконтинента (полуострова Индостан). Роман Гиты Мехты «Река Сутра» — это заслуживающая уважения попытка современной индийской писательницы освоить индусскую культуру, которая послужила для нее почвой. Качество современной индийской литературы находит выражение и в творчестве менее известных писательниц: Падмы Переры, Аньяны Аппачаны («Слушать сейчас») и Гиты Харихаран.

Формируются новые стили: реализм в духе Стендаля у писателей вроде Рохинтона Мистри, автора двух востребованных романов, «Такое длинное путешествие» и «Тонкое равновесие», и сборника рассказов «Истории Фирожи Бааг»; прелестная, немного менее натуралистичная проза Викрама Сета (его тщательно продуманный роман «Подходящий жених» обнаруживает некоторую приверженность к облегченному повествованию): изысканное социальное обозрение Упаманью Чаттерджи («Английский, август»): более живая и яркая манера Викрама Чандры («Любовь и страсть в Бомбее»). Самое крупное достижение Амитава Гхоша на сегодняшний день — это документальная книга об Индии и Египте «На древней земле». Может, его талант как раз и раскрывается в полной мере именно в таких эссе. Сара Сулери, чья автобиографическая книга «Постные дни» напоминает произведение гостьи с пакистанской границы Бапси Шидхвы «Расколотая Индия», тоже публицист, отмеченный оригинальностью и изысканностью стиля. А проза Амита Чаудхури, великолепно тягучая и уклончивая, вообще не укладывается ни в какие категории.

Внушает надежду и то, что подрастает новое поколение. Кераланская писательница Арундхати Рой появилась под фанфары. Ее роману «Бог мелочей», отмеченному энергией и блеском, присущ тщательно отделанный и исключительно индивидуальный стиль. Производят впечатление также дебюты двух других романистов. Книги «Серфингист» Ардашира Вакила и «Переполох в саду» Киран Десаи, каждая по-своему, представляются исключительно оригинальными произведениями. Рассказанная Вакилом история о парне, выросшем рядом с Джуху-Бич в Бомбее, остроумна, забавна и динамична; нравоучительная притча Киран Десаи о непослушном мальчике, который взбирается на дерево и становится маленьким гуру, написана сочно и исполнена фантазии. Киран Десаи — дочь Аниты Десаи, ее появление знаменует рождение первой династии в истории современной индийской литературы. Но она имеет собственный писательский голос и подтверждает, что союз Индии и английского языка отнюдь не бесплоден и способен порождать новых, щедро одаренных от природы детей.

Карта мира в проекции Меркатора [111] безжалостна по отношению к Индии, заставляя ее выглядеть значительно меньше, например, Гренландии. На карте всемирной литературы Индия тоже чересчур долго выглядела недомерком. Однако пятьдесят лет спустя после обретения независимости эпоха безвестности подходит к концу. Писатели Индии разорвали старую карту и энергично чертят свою собственную.

Есть два способа встретить пятидесятилетие. Можно: 1) дерзко показать нос Старику Хроносу и, закатив крутую вечеринку, во всеуслышание объявить, что вы нахально намерены жить и дальше, или 2) притвориться, будто ничего не случилось, и, спрятав голову под подушку, весь день ждать, чтобы он поскорее прошел. Когда я отмечал свои полвека, то решил, например, жить дальше. Теперь подошел черед Индии; но хотя годовщину — пятьдесят лет со дня освобождения от британского владычества — громко отмечает весь мир, сама Индия если не игнорирует ее, то относится к ней явно с прохладцей, как бы недоуменно пожимая плечами, и факт этот не без удивления отметили все международные обозреватели. Просто ни дать ни взять этакая леди, которая не желает обнародовать свой возраст.