— Идите, я сам съем кисель, я не тоскую, просто нет аппетита. Кисель был кисло-сладкий, и Лева съел его.

Он просил сестру принести книгу почитать.

— Нет, больной, — улыбаясь, отвечала веселая краснощекая сестра. — Ты инфекционный, и после тебя книги можно только сжигать.

— Хоть бы что-нибудь…

— Ничего, ничего нельзя!

В этот день после обеда он задремал. Ему снился родной дом. Они с отцом в саду корчевали яблоню. Нужно было удалить с корнем старое дерево, чтобы на этом месте посадить новое. Отец перерубил большой корень, потом принесли длинную вагу и положили под самый корень, чтобы удалить его, но тут мать позвала их обедать. А в саду столько яблок: боровинка, хорошавка… Но вот будто ветка хлестнула по голове. Лева проснулся. Не было отца, а болело ухо, ныло и дергало.

— Что это? — подумал он. — Видно осложнение на уши. А если останусь глухим? Почему так сложилась жизнь? Где теперь отец? Как бьется сейчас мать в нужде с четырьмя детьми? И за что? За что?

Глядя в окно, он стал молиться. И будто само небо отвечало ему: за что? За свет, за правду, за любовь… И снова как-то спокойно, радостно стало на душе. «Радуйтесь и веселитесь», — вспомнил он слова заветной книги и улыбнулся.

Вечерело. На небе загорелись первые звезды. Любил эти минуты Лева. Он с напряжением всматривался в небесную даль.

Вечером сестра сказала, что у него температура. Он пожаловался на боль в ушах.

— Ничего, — успокоила она. — Доктор завтра посмотрит.

— Доктор, у меня ухо болит, — сказал он при обходе на следующий день врачу.

— Вызвать специалиста! — распорядился лечащий врач.

И дежурная медсестра вскоре привела пожилого мужчину. Ой осмотрел ухо, покачал головой и назначил лечение. Вскоре приступившая к дежурству медсестра пришла с огромным бинтом и сделала Леве компресс на горло.

— У меня ухо болит, — сказал Лева, — а не горло.

— Ничего, — улыбнулась сестра. — Врач лучше знает. При вашей болезни горло особенно страдает. Температура колебалась, сердце давало перебои, аппетит стал хуже. Лева все больше слабел. К окну иногда приходил проведать его дядя. Напрягая голос, Лева диктовал ему письма для родных, утешал мать, друзей, молодежь.

Вскоре ему передали маленькую тоненькую книжечку — Евангелие от Марка. Он, не отрываясь, с наслаждением читал ее. Дорогое, давно знакомое и вечное Слово!

Иногда врач во время обхода с удивлением смотрела на него, спрашивая: «О чем Вы думаете, больной? У вас такой вид, будто Вы решаете мировые проблемы», Лева молчал, блаженно улыбаясь.

Он думал о жизни Христа, о первых проповедниках Евангелия, приходя к мысли, что и ему надлежит пройти школу испытаний.

На днях ему должно было исполниться восемнадцать лет. Появился аппетит. Лежать, в постели не вставая становилось все труднее. Дядя к нему больше не приходил, его отправили куда-то в глушь узбекских кишлаков. Посещал его двоюродный брат Юрий. Он недавно прибыл в этот город и поступил на работу чертежником. Он уговаривал Леву поскорее выписываться.

— Теперь Вам стало лучше, — сказала врач во время обхода, — с сегодняшнего дня можете ходить.

Она приветливо улыбнулась больному, радуясь, что ей удалось спасти его от смерти и инвалидности. Лева тоже обрадовался, он сел на кровати и попытался встать и идти, но увы! Ходить он не мог! Он разучился ходить. Не мог ходить не потому, что кружилась голова, просто ноги не подчинялись ему, и он не мог делать шаги, как это удается даже годовалому ребенку. Смущаясь, держась за стены, он начал учиться ходить. Через два-три дня он уже свободно передвигался по палате, силы прибавлялись с каждым днем. Радость возвращения к жизни наполняла его. Лева не беспокоился о том, где он будет жить, как питаться, где работать. Заботы свои он возложил на лучшего Друга, Который печется о нем. И врач, и медсестры, и няни привыкли к Леве, полюбили его и жалели.

— Где же ты будешь работать? — спрашивали они Леву.

— У меня есть хороший, верный Друг, Он все усмотрит, — отвечал, улыбаясь, Лева.

Настал день, когда его выписали. Он шел по улице бодрый, с интересом посматривал на узбекские постройки, дувалы, караваны верблюдов, несущих на себе тюки хлопка, узбеков, сидящих на осликах.

Зима узбекская — сырая, с дождями, грязью. Лишь временами подмораживало и выпадал снег. Лева поселился вместе с Юрием в большой комнате, снятой у узбеков. На работу устроиться было трудно. Масса безработных. Записался на биржу труда и каждый день ходил отмечаться, ожидая, не предложат ли работать садовником.

Но работы не было. Материально было трудно, однако ни уныния, ни отчаяния на душе не было. Питались в основном рисовым супом да традиционными узбекскими лепешками. Очень тяжело было с топливом. Комнату обогревала железная печка, но топить ее было нечем. Дрова продавались на вес и были очень дорогие. Сидеть в холоде было трудно, и Лева предложил Юрию изобрести какое ни будь отопление.