Когда они вошли в небольшую деревушку на берегу Сирона, там все уже спали, и они решили перейти реку и расположиться на отдых где-нибудь в лесу. Но подойдя к мосту, они увидели на дороге костер, вокруг которого сидело и лежало несколько человек.

— Солдаты! — воскликнул Филипп. — Нечего и думать пробраться ночью мимо них. Придется ждать до утра.

Они вышли за деревню в виноградник и улеглись среди лоз.

— Далеко ли отсюда можно перейти реку, Жак? — спросил Филипп.

— Не знаю, сударь. На Гаронне деревни расположены в десяти — двенадцати милях одна от другой; если мы пойдем по берегу, то наверно найдем где-нибудь переправу.

— Так мы потеряем целый день, а время нам дорого. Утром пойдемте прямо на стражу. Рассказ наш годился до сих пор, почему бы ему не сгодиться и теперь?

И лишь только солнце встало, наши путники вошли в деревенскую харчевню и спросили себе вина и хлеба.

— Раненько вы идете, — сказал им хозяин.

— Нам далеко идти, хотелось бы до завтрака пройти несколько миль.

— Что говорить, время горячее, люди толпами идут по всем дорогам. Содержателям харчевен на это жаловаться не приходится, а все бы лучше, если бы был мир. Война разоряет всех; ничего нельзя послать на рынок, потому что иные отряды солдат хуже разбойников. Да вот у нас в деревне стоят теперь три десятка их, и мы не дождемся, когда они уйдут; их начальник ведет себя так, как будто бы только что взял нашу деревню штурмом. И с чего это французы вцепились в горло друг другу! Вы тоже, чай, собираетесь поступить на службу к какому-нибудь рыцарю?

— Судя по вашему рассказу, нам, кажется, не избежать хлопот на мосту с солдатами, — сказал Филипп трактирщику.

— Кто их знает! — ответил тот. — Только они постоянно притесняют мирных прохожих: на днях они захватили несколько человек и отослали к начальству за то, что у них не было вида, а одного убили два дня тому назад за то, что он не стерпел от них оскорбления. Мы хотели было на них жаловаться, да им наверное ничего не будет, а они нас за это начнут притеснять еще хуже.

— А что, не знаете ли брода, по которому мы могли бы перейти, не сделав большого крюка? — спросил Жак у хозяина.

Трактирщик подумал.

— Есть два-три места, где можно переправиться в брод при низкой воде, а теперь уже несколько недель не было дождя, и вода стоит низко. Идите вверх по реке; мили так через четыре увидите ивы на этом берегу, а на том, несколько повыше, груду камней; как раз от ив к камням наискось и пролегает брод. Там вы перейдете.

Часа два спустя путники перешли реку и свернули на дорогу, которая вела в Нерак.

Теперь на их пути не было ни больших городов, ни рек, и единственная опасность, которую они могли встретить, это — конные отряды, сторожившие дорогу.

И действительно, один из таких отрядов не замедлил показаться. Местность была плоская, и скрыться не было никакой возможности.

— Нужно идти спокойно вперед, — сказал Филипп. — Будем надеяться, что они не остановят нас.

Между тем отряд подъехал к ним; он состоял из двадцати воинов, под начальством двух дворян.

— Откуда и куда идете? — обратился к путникам один из начальников.

Жак повторил свой обычный рассказ.

— Вы гасконцы, судя по вашему выговору?

— Да, сударь, — ответил Жак. — Потому-то мы и идем на юг, лучше служить в полку земляков, чем с чужими.

— Стоит ли терять время, Рауль, — вмешался нетерпеливо другой дворянин — Ведь это, сразу видно, не дворяне-гугеноты, которых мы должны задерживать. Едем.

Отряд отъехал.

— Ты напрасно так нетерпелив, Луи, — сказал расспрашивавший Жака дворянин. — Положим, двое говорят правду, что они бывшие солдаты, но один из молодых людей очень подозрителен; быть может, это дворянин-гугенот, пробирающийся в Нерак.

— Хотя бы и так, Рауль, но ведь он не увеличит до опасных размеров армию королевы. Я очень доволен, что мы его не расспрашивали; он, как и все гугеноты, смело сказал бы, что он гугенот, и нам пришлось бы убить его. Я хороший католик, надеюсь, но я презираю это убийство беззащитных людей только за то, что они молятся по-своему.

— Опасные мысли, Луи.

— Отчего? Мы были с тобой в Пуасси на религиозном споре и сами слышали, что кардинал Лотарингский и епископы не умели опровергнуть доводов гугенотского священника Безы. Значит, ничего такого ужасного нет в учении гугенотов, чтобы их убивать. Будь они враги Франции, другое дело. А то ведь немало лучших и умнейших французов на стороне их. Из-за чего же Франция залита кровью с одного конца до другого? Все это идет на пользу Филиппу, королю испанскому, да папе.

— Опасные мысли, Луи! — сказал с нетерпением другой, — с ними ты рискуешь не только своими владениями, но и головой.

— Удачно мы отделались, — говорил Филипп Жаку. — Спроси они, не гугеноты ли мы — дело было бы нехорошее.

— Я тоже ожидал этого вопроса, — ответил Жак, — и думал, что бы я мог сказать по совести. Я даже под страхом смерти не отказался бы от своей веры, но думаю, что нам следует придумать что-нибудь, чтобы напрасно не рисковать нашей жизнью.

— Да что же тут можно придумать?

— А вот видите ли, сударь, спроси они, гугеноты ли мы, я бы спокойно ответил «нет», зная, что вы англичанин, и хоть веры такой же, как наша, но все-таки не гугенот. Ну, а Пьер еще не решил, кто он такой. Значит, мы не гугеноты. Но если бы он спросил, католики ли мы, мне пришлось бы ответить тоже «нет».