– В конфликте «Газпрома» против «Медиа-моста» особая роль принадлежит интеллигенции. По крайней мере на авторитете именно творческих людей пытался сыграть боящийся повторить судьбу Гусинского Березовский. Что вы думаете об этом конфликте?

– Мне кажется, что Путин абсолютно правильно себя ведет. Я тут вел колонку в газете «Труд» и буквально недели за полторы до пожара в «Останкино» написал заметку под названием «23-я башня Кремля». В Кремле, как известно, 22 башни. И я написал в заметке, что если Останкинская телебашня станет 23-й башней Кремля, тогда Путину удастся стабилизировать государство, оздоровить экономику и начать выкарабкиваться из пропасти. А если этого не сделать, то Россию, не исключено, ждет судьба другой башни – Вавилонской. Впервые за много лет моего сотрудничества с «Трудом» мой материал был снят из номера, что и послужило поводом для прекращения моего союзничества с этим изданием. С моей стороны, естественно.

И я убежден, отвлекаясь от частностей, магистральная линия президента совершенно правильная. Свобода слова – это одно. А свобода антигосударственной деятельности СМИ – совершенно другое. Если первое – необходимое условие демократии, то второе – одно из условий разрушения государства.

СМИ не могут действовать в ущерб государству. К сожалению, у нас сложилось так, что это сплошь и рядом происходит. Мы сейчас как раз поминаем погибших в «черном октябре» 1993 года. Но ведь в том, что конфликт властей был доведен до кровавого столкновения, на 90 процентов виноваты СМИ и творческая интеллигенция. Именно они раскручивали истерию! Причем так как СМИ были в руках демократических, то вина тут односторонняя, если же говорить о творческой интеллигенции, то тут виноваты обе стороны.

– Та же либеральная интеллигенция сегодня много говорит об угрозе авторитаризма со стороны президента. Есть такая опасность?

– Это не опасность. Это неизбежность. Страна в течение десяти лет была практически неуправляема, регионы жили и воровали, как хотели, и центр творил, что хотел, десять лет не было ни геополитики, ни внутренней политики, ни духовной политики… Когда спохватились, что нет даже национальной идеи, а из страны ежемесячно вывозится до полутора миллиардов долларов, естественно, стало ясно – в стране неизбежно должно произойти ужесточение власти.

Наши либералы очень интересно устроены. Они готовы принять любые ужесточения со стороны Запада, но когда такое происходит в России, это вызывает у них ужас. У нашей либеральной интеллигенции есть одна особенность: она оценивает происходящие в России события с точки зрения интересов любой страны, кроме своей собственной. Она может оценить ситуацию с точки зрения Прибалтики, Чечни, Америки… Но с точки зрения России – никогда.

– Но вокруг Путина очень много людей из среды этой самой либеральной интеллигенции. Как в администрации президента, так и в правительстве. Сможет ли он от них избавиться?

– Я не политик и сужу только умозрительно. И думается мне вот что. Все эти структуры формировались в такое сложное время, что каждый человек, в них включенный, имеет очень серьезные грехи перед Отечеством. Путин в известной степени сегодня находится в положении Сталина, который, зная по революции всех своих соратников, знал о них все. Что один содержал гарем из юных комсомолок, что другой в бронепоезде развлекался с мальчиками, что третий стибрил золотой запас Ярославской республики, а четвертый в период голода отправлял эшелоны с продовольствием брату, который в это время держал харчевню в Венгрии…

Нынче похожая ситуация. Время было такое, что почти все нагрешили, и нагрешили серьезно. Путин все это знает, и противостоять ему в такой ситуации довольно сложно. Другой вопрос, насколько мощна политическая воля Путина. В этом весь вопрос. За политической волей стоит масштаб личности.

Сегодня эпоха как раз проверяет масштаб личности Путина. У него есть все возможности для, как сейчас модно говорить, санации нашей политической системы. Если он этим воспользуется, он войдет в историю как крупнейший политический деятель России.

– Но ведь Путину противостоит не только ближнее окружение, но и регионы.

– Многовековая история взаимоотношений регионов и центра в России свидетельствует, что в этом противостоянии всегда выигрывал центр. Исторически сложилось и, видимо, отложилось где-то в глубинах нашего исторического сознания понимание того, что, если не будет сильной Москвы и не будет подчинения воевод центру, все кончится очень большой бедой. Как это часто и бывало в нашей истории. Тут на Путина работает и наш национальный архетип, что немаловажно.

– То есть вы оптимистично смотрите на наше ближайшее будущее?

– Я считаю, что стратегически Путин прав. Хотя можно спорить по каким-то тактическим шагам. Но я не хочу по ним спорить, так как я не политик, я многие вещи воспринимаю на художественно-знаковом уровне, на уровне символов, каких-то перекличек с историей… И в этой системе координат я чувствую правоту президента.

Вы же меня знаете не первый год и знаете, какой критике я подвергал Ельцина в период его правления. А сегодня у меня к действующему президенту достаточно оптимистическое отношение.