– Кто-то явно выделил того же Пелевина и того же Сорокина из ряда молодых литераторов именно благодаря специфичности и явной маргинальности их взглядов и сделал их кумирами русской молодежи. Ты прав, это не литература, а политика. Кто-то на телевидении даже на канале «Культура» нашел место лишь для передачи писателя Виктора Ерофеева, маргинального даже в либеральной среде. Но что делать другим писателям? Надеяться на благодарного потомка, который отделит зерна от плевел?

– Потомок, может, и разберется, а пока раскручивают, и мощно, еще одну фигуру, так называемого Бориса Акунина. Внедряют его и на телевидение, и в благородные толстые журналы. Он человек способный. Но случайно на телевидении писатели не появляются, случайно за полгода всероссийскую известность нынче не приобретешь. Марининой лет пять понадобилось для раскрутки. И для того, чтобы приехала к тебе телевизионная бригада, кто-то это должен заказать, оплатить, вставить в план. Чем же так заинтересовал влиятельных людей Борис Акунин? Он пишет свои тексты как бы в традиции Честертона. Такое перенесение на российскую почву традиций Викторианской эпохи. Золотая эпоха предреволюционной России. Он создает искусственный, совершенно не соответствующий той реальной предреволюционной России фальшивый мир. Такое впечатление, что в России до 1913 года вместо фонарей ананасы росли. На самом деле – это была страна с колоссальными социальными проблемами, страна, еще не забывшая рабство крестьян, вспомним того же Фирса чеховского. И эта фальшивая акунинская страна моделируется в рамках литературы XIX века, преподаваемой в школе. Чтобы это было всем читателям знакомо и понятно. И разыгрывается некий спектакль с переодеваниями. Что это? В нашей традиции отечественного детектива всегда присутствовала социальная нагрузка. Кроме преступника и преступления в детективе поднималась нравственная, моральная, этическая проблема. А у Бориса Акунина мы видим абсолютно отстраненный от происходящего в жизни литературный кроссворд. Если делать детектив настоящей литературой, то должен быть жестокий анализ происходящего. А акунинский детектив работает на то же, на что работают все эти «поля чудес», игры, розыгрыши, уводящие зрителя и читателя в тот же наркотический дурман. Предмет манипуляции сознанием интеллигентного обывателя, и не более. Вот это главное: какие-то направления литературы используются для манипуляции сознанием.

– Я надеюсь, что это проклятое ельцинское десятилетие на самом деле приходит к концу. По каким бы параметрам историки будущего ни судили Ельцина и Горбачева: экономическим, демографическим, территориальным, правоохранительным, медицинским, оборонным, технологическим и так далее, не говоря уже о нравственных, – более позорного десятилетия в истории России за тысячу лет не было. То же и в области культуры. Но моему оптимизму, моим надеждам на смену приоритетов нет подтверждения прежде всего в области культуры. Все та же ставка на деидеологизацию, на оболванивание общества, все та же ставка на разрушительные силы, на крайний нигилизм. В результате художники теряют веру в будущее России. Или уходят в космополитический мир с центром в США, оставляя своей стране лишь место колониального сырьевого придатка, или же, не принимая эту новую глобалистику, уходят в крайний индивидуализм, в глубины своего подсознания. Нам крайне необходимо государственное регулирование культуры, как это делается и в Испании, и во Франции, и в Германии, и в самих США. Не запреты, не цензурирование, а государственная ставка на здоровую национальную культуру, пусть маргиналов поддерживают богачи и всяческие западные спецфонды и гранты, наше телевидение и наше Министерство культуры обязано по всем международным нормам поддерживать прежде всего свою национальную позитивную культуру. Пора путинским чиновникам от культуры делать ставку на Россию. Поддерживать не наркоманов и «голубых», а творцов, сохраняющих и развивающих русские традиции. Только так мы вернемся и в мировую культуру, которой малоинтересны наши доморощенные эпигоны и наши обуржуазившиеся литераторы. Поразительно, лучшие западные художники антибуржуазны, они издеваются над буржуазностью во всех ее формах, а наши якобы прозападные либеральные литераторы вовсю проповедуют буржуазность, не стесняясь, служат золотому тельцу. Сумеем ли мы поверить в новую Россию? Где она и какая она? Русское искусство не может жить прошлым, нам всегда нужна вера в будущее. В новый Рай. Русскому художнику важна перспектива, даже когда он описывает любовные сцены или пишет о далеком прошлом. Видишь ли ты ее?

– Я думаю, как в свое время Россия перемолола большевизм, приспособила под свою историческую традиционную модель развития, так сейчас мы свидетели интереснейшего эксперимента, как Россия перемалывает навязанный ей индивидуализм и дикий капитализм. Я слышу треск этих костей, процесс пошел… Это проявляется в разных формах. Путин появился в качестве президента именно в ситуации начавшегося перемалывания дикого капитализма. Вспомним, кто назывался преемником Ельцина, это был и Немцов, и Чубайс, и Черномырдин… Почему История остановила свой выбор на Путине? На человеке с имперским прошлым и, судя по многим деталям, с имперским самосознанием в самом хорошем смысле этого слова. Что это – воля полусошедшего с ума от алкоголя и нагрузок, которые его мозг был не способен выдержать, Ельцина? Конечно нет. Это сложнейший выбор коллективной государственной воли. Стрелка политической рулетки долго крутилась, замедлилась у Немцова – да неужели этот? – нет, пошла дальше и уперлась в Путина. Почему? Это признак мистического решения. А улавливает эту мистику прежде всего литература. Писатель непонятно каким образом определяет прорывы в будущее. И Проханов. И Юрий Кузнецов… Скажу даже о себе. В 1993 году я опубликовал повесть «Демгородок», где у меня к власти приходит адмирал Рык. Его называют И. О. Отечества. А у нас был и.о. президента. Он вводит символику: двуглавый орел, держащий в лапах серп и молот. И так далее. Ведь этим путем страна и пошла. Синтез советского и дореволюционного.

– Тому пример – стремление утвердить гимновую музыку Александрова. Я бы даже и слова Сергея Михалкова оставил, лишь вторично модернизировав их. Там всего-то надо поменять десять слов, не более. Ввести Российский Союз. Это и есть твое соединение двуглавого орла с серпом и молотом.

– Я тоже так думаю. Ведь по телевизионному опросу более 60 процентов людей за музыку Александрова. Это и внушает оптимизм. После десяти лет целенаправленного разрушения государственности народ заскучал без этой самой державности и государственности. Лет пять назад приверженцев музыки Александрова было процентов двадцать, не больше, а сейчас – шестьдесят. Это идет процесс перемалывания костей чуждого нам уклада. На выходе из этого процесса создастся уникальная модель, которая совместит в себе взлеты и вершины советской, дореволюционной и постсоветской цивилизации. Не исключено, что это будет та модель, которой потом воспользуется весь мир. Мы оказались в уникальной ситуации. Лет десять назад я с группой писателей был в Америке. На одной из встреч такая агрессивная русистка, услышав от меня слова об уникальности России, занервничала, закричала: «Хватит вам талдычить о вашей уникальности!..» Я говорю: «Дослушайте, в чем уникальность нынешней России: мы – единственная страна, которая, побывав в начальном капитализме в начале века, пережив социализм, теперь опять возвращается в капитализм на новом его этапе. Такой социальный опыт есть только у нас».

– Боюсь, что китайский вариант конвергенции, синтеза социализма и капитализма окажется более удачным. Новый Китай – страна супергородов, новейших технологий и тоже уникального опыта. У нас – один опыт и никаких технологий и супергородов… Тяжело будет выползать из этой ямы. Да и дадут ли нам соседи?

– Наша социалистическая модель была более жизнеспособна, чем китайская. И уровень жизни выше был намного. Оглядываясь на советский период, мы понимаем, что не было роскоши, но вся страна жила в достатке. Если нынешней моделью довольны десять процентов населения, тогдашней моделью были довольны 70–80 процентов. И если бы не мятеж партноменклатуры против партмаксимума, который назвали перестройкой, еще неизвестно, что бы у нас было. Это была революция сверху. Революция партийной верхушки.

– Вот в этом я с тобой абсолютно согласен. Сам уже спорю много лет с Бушиным, Кара-Мурзой, Глушковой и другими «красными» публицистами, что в разрушении Советского Союза не участвовали ни Александр Солженицын и Владимир Максимов, ни НТС, ни диссиденты. Относитесь к эмигрантам и диссидентам как хотите, но Советский Союз разрушила исключительно партноменклатура, никогда Солженицына не читавшая, но мечтавшая о постоянстве и прочности своего положения. Это был бунт временщиков. Сегодня ты – секретарь обкома, завтра тебя сбросили – и ты никто, у тебя нет ничего, ни машин, ни дач, ни денег. Вот это тотальное обуржуазивание советской номенклатуры и привело к краху всей системы. А Солженицын в этой ситуации скорее похож на Ленина, два дня не верившего в Февральскую революцию и свержение монархии, которое тоже произошло без всякой поддержки диссидентов того времени, тоже произошло от обуржуазивания монархической верхушки, тотально предавшей идеалы монархии. Вот две загадки XX века. Наши романтики, как советские, так и монархические, не хотят признавать истину буржуазного гниения своих былых кумиров. Ведь и Белая гвардия была антицаристской, антимонархической, управлялась все той же февральской верхушкой. Вспомним знаменитый Корниловский марш, гимн Добровольческой армии: «Мы былого не жалеем, // Царь нам не кумир, // Лишь одну мечту лелеем: // Дать России мир. // За Россию, за свободу, // Если позовут, // То корниловцы и в воду, // И в огонь пойдут». Типичный либеральный буржуазный гимн. Вот и наша партноменклатура образца 1991 года возжелала буржуазной жизни. Возжелала поместий и долларовых счетов. Им захотелось мгновенно стать хозяевами чужого всенародного добра. Почему бы все Министерство газовой промышленности не разделить на десяток Черномырдиных и эксплуатировать месторождения, не тобой открытые, не тобой разработанные. Форд и Ротшильд – ангелы по сравнению с нашими партократами, они расширяли свои владения, а не присваивали себе общеамериканскую собственность… Но вернемся к твоей мысли, что сегодня наступает время синтеза. Время двуглавого орла с серпом и молотом. Поздновато, но, может быть, и получится. Тоска по значимости и композиционной законченности. Не случайно Михаил Шемякин спокойно одобряет возвращение памятника Дзержинскому на прежнее место. Уходит в прошлое острое противостояние, уходит в прошлое время зла. Все начинает восприниматься конструктивно. Если памятник Дзержинскому на Лубянке организовывает окружающее пространство, то пусть и стоит. Хаос еще хуже. Что хорошего еще можно взять, то и возьмем из любого своего прошлого. Дай бог, чтобы такая уникальная модель утвердилась не только в Китае, но и у нас. Какова будет роль писателя в такой модели общества? Вернемся ли мы к литературоцентричности России? Или писателю и далее суждено положение маргинала?

Быть ли писателю пророком, духовидцем, нравственным учителем, наставником, публицистом или слово будет загнано в уголок для развлечений и отдохновений?

– Думаю, роль духовного арбитра в обществе за русским писателем всегда останется. Мне кажется, сейчас она даже будет возрастать. Это связано с тем, что вся информационная сфера все еще занята разрушительными силами. Не случайно же по телевидению без конца показывают американские фильмы с изображением русских солдат, русских спортсменов, русских разведчиков как полных дебилов. Кто отбирает такие фильмы? Даже среди боевиков есть же и другие американские фильмы, зачем показывать откровенную антирусскую «клюкву» периода холодной войны? Все это делается сознательно, для стирания нашего менталитета, для изменения национального характера. Как противовес стал возрастать голод по писательскому слову. Писатель, будь он либеральный, будь он патриотический, если он талантлив, неизбежно будет противостоять оболваниванию человека.