Из дома Лева получил письмо от мамы и открытку. В ответ писал:

«Приветствую вас словами мирной надежды, которая дана нам в словах: «Вы примите силу», и бодрая радость наполняет сердце от сознания, что любящий Господь не оставил нас сиротами. «Да не смущается сердце ваше». Не вечно нам быть бессильными, не приносящими пользы. Сила рождается в труде…

Жизнь мало радости несет тебе, мама. Кажется, все это сон и хочется встряхнуться. Было и у меня подобное состояние в начале первых уз. А теперь привык и не вздрагиваешь, а спокойно смотришь на жизнь. Да, так нужно, такой путь, и хорошо, что я здесь. Ну, представьте, что я у вас дома. И фактически всеми оставленный: и семейными, как ты пишешь — Лиля ушла в парк культуры, Леля в театр, Веня не возвращается из школы; ты одна, и я был бы один. Хорошо бы нам провести время вместе, как на горе, но Он ведет нас долиной, и в этом суть жизни. Нет ничего лучше, как довольствоваться Иисусом и не искать своего. Он усмотрит все. — Дядя Петя сидит в Астрахани. Возможно, это лучше для его детей. Обо мне не беспокойтесь. Здесь много черемши, это трава, по вкусу наподобие чеснока. Собираем, едим с супом — источник витамина С. Эту траву заготавливаем и на зиму в бочках.

С любовью непрестанно вспоминаю о вас, утешаюсь, что это временная разлука — ничто в сравнении с нескончаемым свиданием, которое мы будем иметь. Крепко целую. Лева».

На колонну прибыл этап.

Среди прибывших был старый знакомый Левы, «пахан», вор— повар, который раздавал суп в той, первой колонне, куда Лева был направлен вместе с другими отбросами лагеря. Звали его «Фан Фаныч».

— Ну, как поживаете, Фан Фаныч? — спросил его Лева.

— Да так вот, едва выбрался к вам.

— А что такое?

— А вот, поссорился со своими жуликами, и они поклялись меня убить.

И тихо на ухо Леве он добавил:

— Меня проиграли в карты.

Когда воры выносят приговор — убить кого-либо, они играют в карты и проигравшему поручают совершить убийство. Если он не сделает этого, его самого убивают. Таков один из воровских «законов».

Шли дни. Лева не имел ни минуты свободной, так как ему поручили еще участие в лагерных разводах и медицинскую проверку отказчиков на работу.

Как-то после развода Лева зашел в контору. Там было несколько человек. Счетные работники сидели над бумагами за своими, столами. Несколько человек ожидали у дверей кабинета начальника. Лева подошел к телефону, чтобы передать в управление сводку о количестве освобожденных от работы, как вдруг заметил вошедшего Фан Фаныча. Он был как-то по-особенному бледен и присел у стола. Вдруг один из стоявших в очереди к начальнику выхватил из-под рубашки маленький топорик и, размахнувшись, ловким, сильным ударом рубанул Фан Фаныча по шее. Он упал, хлынула кровь. Лева бросился к раненому. К счастью, позвоночник перерублен не был. Удар оказался скользящим и перерезал шейные мышцы сзади с одной стороны. Главные сосуды были целы. Хирурга на их участке не было, и всю амбулаторную хирургию, требующую неотложной помощи, делал Лева.

Раненого перенесли в амбулаторию, и тут Леве пришлось сшивать мышцы, кожу и затем поместить пострадавшего в районную больницу. Отправить Фан Фаныча в центральную больницу управления начальство не решалось, так как о нем было сообщено везде и его везде могли убить.

Здесь же убийца был изолирован, другие жулики не были уполномочены убивать его: не проигрались.

Раненый температурил, но все-таки выжил. Рана зажила первичным натяжением (без нагноения). Лева знал, что как только он оправится, его спецэтапом отправят в другой лагерь, где он неизвестен, и жизнь его будет в безопасности. А здесь он все время ожидал смерти.

В чем была его вина перед жуликами? Нарушил ли он воровские законы или продался оперуполномоченному и стал «сексотом» (доносчиком), — Лева не знал. Видя его положение, как загнанного зверя, он не мог не сострадать ему. Казалось бы, Леве нужно было сказать ему о Спасителе, о Христе, о том, что Христос прощает всякий грех и дает новую жизнь, но Лева молчал. И ведь в это время не только этот Фан Фаныч, но и все находящиеся в заключении были во многих отношениях обреченными, отверженными и так нуждались в Спасителе. Но ни он, ни другие братья не проповедовали Христа Спасителя. Если М.Д.Тимошенко делал это, привел ко Христу грешников и получил за это теперь новый срок, то, как говорил об этом брат Жора, за последнее время и он замолчал в благовествовании Евангелия.

Страшные, жуткие годы как кошмар нависли над многомиллионной страной. О верующих не слышно, общины закрыты, осталась только одна община евангельских христиан в Москве. Ее возглавлял брат Орлов, он один вел собрания, один проповедовал, пользуясь особым уважением власть имущих. И никакой вести о спасении.

Казалось, неверие, атеизм торжествовали. Церкви, общины не существуют. Никто не проповедует Евангелие… Да, бывают в истории народов темные ночи, о которых Христос сказал: «Приходит ночь, когда никто не может делать» (Иоанн, 9,4).

И души людские гибли, гибли навеки.

Фан Фаныча отправили. В колонну прибыло много преступного элемента. Преступный мир жил своей жизнью, своими законами. Старые воры — «паханы» командовали ворами и бандитами. Их начальство ставило бригадирами и вынуждено было с ними считаться. Через них оно старалось приучить воровской мир к труду. Лева знал их всех, и они (воры) знали его и знали, что он отбывал не первый срок. Так или иначе все вопросы с ним старались улаживать мирно. Приезжавшие же новые воры часто пытались брать Леву «за горло», но он не чувствовал страха перед ними и делал что мог, а там, где нельзя, прямо говорил «нельзя». Лева знал, что и волос не упадет с головы без воли Отца, и действовал смело.