На окаймленных кустами полях танки были уязвимее всего, когда входили на них или выходили через просвет в кустарнике. Методом проб и ошибок джи-ай отыскивали способы избежать таких ловушек. Сопровождавшая танки пехота пыталась проделывать проходы в кустарнике «бангалорскими торпедами», но это оказалось неэффективным: во-первых, насыпи были слишком плотными, во-вторых, требовалось не так уж мало времени, чтобы вкопать заряд в землю. Саперы применяли обычную взрывчатку, но ее требовалось слишком много.

Наконец сержант Кэртис Дж. Кьюлин из 102-го разведбатальона 2-й танковой дивизии нашел отличный выход из положения. Какой-то солдат предложил навешивать спереди на танки стальные бороны – тогда можно будет срезать кусты. Над солдатом посмеялись, а Кьюлин взял и провел в жизнь рационализацию – приварил к танку пару коротких стальных кольев. Демонстрацию результатов наблюдал генерал Брэдли и тотчас отдал приказ разрезать и использовать для этих целей захваченные на берегу немецкие противотанковые надолбы. Так родился «танк-носорог». Умелому механику-водителю требовалось чуть меньше двух с половиной минут, чтобы пробить туннель в насыпи и кустарнике.

Одним из самых нелюбимых солдатами, но очень важных заданий было дежурство в ночных дозорах. Дозору, которым командовал, как правило, сержант, ставилась задача: захватить языка или хотя бы действовать в качестве боевого охранения на случай внезапной атаки противника. В районе Сен-Ло, например, немецкие парашютисты имели обыкновение по ночам незаметно подползать к американским позициям и забрасывать их гранатами. Вокруг ночных дозоров сложился целый фольклор. В связи с этим военный историк Форрест Поуг писал: «Я беседовал с достаточным числом солдат, чтобы поверить в историю об одном американском и одном немецком дозорах, которые заключили между собой джентльменское соглашение и несколько дней не мешали друг другу по очереди посещать винный погребок на ничейной земле». А старший одного дозора рассказал историку, как его солдаты сообщили начальству, будто бы со всех сторон окружены противником, а сами тем временем трое суток пользовались в некоем крестьянском доме любезным гостеприимством двух пухленьких молодых француженок. Но если это и правда, такие случаи все же следует считать исключением из правил. Очень мало кто из солдат, особенно горожан, горел желанием покинуть надолго свой взвод, где среди товарищей чувствуешь себя спокойнее. Кроме того, в американских частях было принято посылать в дозоры свежее пополнение, чтобы поскорее приучить новичков к условиям на передовой. Зато для сержанта, который получал в подчинение перепуганных новобранцев, готовых в темноте палить куда угодно, ночной дозор становился сущим наказанием.

Осуществляя пополнение войск личным составом, американская военно-бюрократическая машина проявила прискорбное отсутствие воображения. Во-первых, поначалу эта система называлась «заменами», что само по себе было неудачным термином, поскольку подразумевало, что солдат прибывает на место убитого предшественника. Лишь через несколько месяцев догадались найти более подходящее название: «пополнение». Но название мало что меняло: свежее пополнение было совершенно необученным и неподготовленным к тому, что ожидало его на фронте. «Более молодые солдаты, особенно из прибывшего одновременно со мной пополнения, – докладывал лейтенант 35-й дивизии, – не являются солдатами в полном смысле слова. Они слишком молоды, чтобы убивать, и слишком слабы, чтобы переносить тяготы и лишения на поле боя».

«Практически все бойцы пополнений, – говорится в донесении командования 4-й дивизии, – прибыли непосредственно из центров начальной подготовки новобранцев». Иными словами, они не проходили подготовку в составе частей, не побывали в полевых лагерях, как те, кого с самого начала готовили в Англии к высадке. В отличие от последних они ни разу не ходили в учебную атаку за артиллерийским огневым валом. «Подавляющее большинство тех, кто зачислен в специалисты, никогда не обучались соответствующей специальности [194] . Очень многие пехотинцы из числа пополнения не владеют азами действий в боевой обстановке… Установлено, что многие солдаты проходили подготовку – от шести месяцев до одного года – в качестве почтальонов, поваров, ординарцев, шоферов и т. п. Теперь их направили сюда, приписали к боевым частям и через сутки после прибытия бросили в бой… Однако к выполнению боевых задач эти солдаты совершенно не готовы, как психологически, так и с чисто военной точки зрения». В самой же дивизии дать новичкам хоть какую-то подготовку было возможно только в краткие периоды совершенно необходимого отдыха, а они составили всего 6 дней из 40, которые прошли после ее высадки в секторе «Юта», – задача явно непосильная. 4-я дивизия с момента высадки потеряла 7876 человек, пополнений получила 6663 человека [195] . На пополнения приходилась львиная доля самоубийств. «Пока они не прибыли во Францию, – отмечала сотрудница Красного Креста США, – у некоторых из этих молодых людей отбирали пояса и галстуки – уж слишком молоды они были».

В свой взвод солдаты из пополнения обычно прибывали по ночам, даже не представляя себе, где находятся. «Старики» их сторонились – отчасти потому, что новички прибыли на место недавно погибших друзей, – и не очень-то с ними откровенничали. К тому же все понимали, что необстрелянные новички погибнут в первую очередь, а на обреченных смотрели все равно что на заразных больных. Пророчество чаще всего сбывалось, потому что новичков, как правило, посылали на самые опасные задания – никому во взводе не хотелось терять опытных солдат.

Впервые оказавшись под огнем, почти все новички испытывали сильнейшее потрясение. Очень часто санитары были вынуждены давать советы новичкам из пополнения, которые в страхе сжимались в комочек на дне своего окопа. Ребятам казалось, что огонь ведут прямо по ним, а это просто земля дрожала от относительно далеких взрывов снарядов. Санитарам приходилось уговаривать их высунуть нос из окопа и убедиться, что снаружи не происходит ничего особенно страшного.

Когда рота шла в атаку, одного из сержантов обязательно оставляли позади взвода – поворачивать тех, кто поддался страху и побежал назад. Среди пополнений чаще всего встречались и самострелы как способ избежать передовой. Обычно стреляли себе в левую ногу или левую руку. Те, кто поумнее, стреляли через мешочек с песком или какой-то другой материал, чтобы избежать пресловутых пороховых ожогов у входного отверстия раны, но, как заметил генерал Джордж Паттон, ранения в левую руку или ногу были столь характерны, что они «всегда вызывали подозрения в самостреле». Тех, кто решил уйти с фронта подобным путем, помещали в госпиталях в отдельные палаты, словно их трусость могла заразить остальных, а после выписки их ожидали шесть месяцев отсидки в военной тюрьме.

Подлинными героями боев в бокаже стали санитары. Они под огнем оказывали помощь раненым и старались вынести их с поля боя. Единственной их защитой была нарукавная повязка с красным крестом – как правило, солдаты противника ее уважали, только не снайперы. От идущих в атаку солдат санитарам помощи ждать не приходилось – тем было приказано не останавливаться и не обращать внимания на павших и раненых. В изданном в связи с конкретным происшествием приказе штаба Брэдли говорилось: «Помощь раненым должны оказывать не стрелки, а санитары. В роте погибли четверо солдат из пополнения и восемь получили ранения, когда пытались оказать помощь раненому товарищу».