— Смотри, Тимур, — Просеков вышел проводить Габидулина на крыльцо. — Не забудь о заявке насчет лыж. В этом году горнолыжная подготовка включена в учебную программу. Если что, иди прямо к командиру полка.

— Сделаю, Андрей Федорович.

— Ну вот… А насчет всяких там личных дел, о которых мы говорили поздней ночью, это оставь. Не нужно никого искать. Понимаешь?

Тимур молча разглядывал свои начищенные сапоги.

— Не понимаю.

— Потом поймешь. В автобус сядешь, время будет — подумаешь. И все поймешь.

— Все равно не пойму, — упрямо мотнул годовой Габидулин, закидывая за спину вещмешок.

Сержант Розмарица был превосходным оператором, подлинным асом своего дела. С высокой точностью, идеальной дискретностью выдавал он данные сразу по множеству целей, скороговоркой считывал координаты по каждому светлячку, вспыхнувшему под золотистой метелкой радиальной развертки.

Уже второй год над койкой сержанта Розмарицы висел треугольный вымпел «Лучший оператор». Этим все было сказано.

Тем не менее Просеков не считал Остапия Розмарину идеальным сержантом, потому что он ведь был не только специалистом, но и младшим командиром. А тут у него не все и не всегда получалось гладко.

Просеков не удивился, когда увидел в окно возбужденного Розмарину, за которым, заносчиво вздернув голову, вышагивал рядовой Кузнецов. «Начинается педагогическая поэма… Глава первая», — невесело подумал Просеков, усаживаясь за стол.

Сержант в распахнутую дверь пропустил Кузнецова, потом вошел сам, сделав два четких строевых шага.

— Товарищ старший лейтенант! Разрешите доложить обстоятельства по поводу неправильных настроений рядового Кузнецова, высказанных им в личной беседе, которая была на грани пререканий.

Розмарица опустил руку и демонстративно отвернулся от Кузнецова, раздувая крылья изящного носа. Видно, разговор у них состоялся на басах.

— Так… — Просеков с неудовольствием передернул плечами. — Уточним. Так что же все-таки было, Розмарица: неверные взгляды или пререкания? Как вы квалифицируете?

— Пререкания на почве нездоровых настроений. Если говорить совершенно точно, — отчеканил сержант.

«Уж куда точнее…» — подумал Просеков и сделал жест в сторону Кузнецова:

— Выйди, Кузнецов. И обожди в коридоре.

Когда за солдатом захлопнулась дверь, Розмарица сел на стул, тщательно причесал волнистые волосы, искоса поглядывая в темное стекло канцелярского шкафа.

— Что произошло? — спросил Просеков.

— Извините, товарищ командир. Можно? — Розмарица возмущенно выдохнул и налил воды из графина. — Этот новобранец Кузнецов вывел меня из терпения. Меня поражает его…

— Хм… Понятно, — кашлянув, перебил Просеков. — Должность ему не нравится?

— Эге! — сказал Розмарица. — Если бы только это! Он же ни в грош не ставит свой солдатский долг. Вот как Кузнецов в буквальном смысле выразился: «Не хочу быть деревянной бабой, которой забивают столбы». Это так о своей специальности шофера-электромеханика. Представляете?

Просеков встал, повернулся к окну и с минуту наблюдал за орлом, парившим над ущельем. Конечно, Розмарица был прав в своем негодовании, но ведь и Кузнецов ничего предосудительного не сделал, если разобраться. А разобраться-то надо было самому Розмарице, прежде чем идти сюда.

Вернувшись к столу, Просеков аккуратно разгладил лежащий перед ним график операторских тренировок, несколько раз затянулся сигаретой. Он, конечно, заметил, как оживился при этом Розмарица, даже приподнялся и переставил поближе свой стул.

— Хороший график, — сказал Просеков. — Это ведь вы его вдвоем с Габидулиным разработали?

— Так точно, — с готовностью подтвердил сержант. — Он вам говорил об этом?

— Нет, не говорил. Из графика ясно, — усмехнулся Просеков. — Видите, у всех операторов зафиксированы ошибки, а у старшего оператора Розмарицы идеальная кривая. Почти без отклонений… А ведь так не бывает, Розмарица, если говорить честно?

— Видите ли… — От Просекова не ускользнуло некоторое смущение Розмарицы. — Там были буквально микроотклонения. Несущественные. Мы их игнорировали и проставили номинал.

— И напрасно.

Сквозь сержантский загар медленно проступал румянец. Розмарица нервно хрустнул тонкими пальцами и сказал:

— Вы меня извините, товарищ старший лейтенант… Но я не совсем понимаю. В смысле, так сказать, логики. Ведь я пришел доложить по поводу рядового Кузнецова…

— А это все связано, сержант. Очень даже связано. За график вам большое спасибо. Но вот насчет несущественных деталей вы неправы. Отмахиваться от них нельзя. А особенно, если эти детали, «мелочи» касаются человека. Их надо учитывать и только потом делать выводы. И еще знаете, какой мой вам совет? Не возмущайтесь и не сердитесь на подчиненных. Командир просто не имеет на это права.