Мысли всё не о том, не о том… А вот о чем же следует помыслить крепко? Новгород! Покорение Новгорода, всех вольностей лишение… Но отчего, для чего это нужно? Для какого грядущего величия, смутно прозреваемого?.. Смутно…

Новгород — республики боярской столица. Торжище многоязыкое. Купцы немецкие, ромейские-греческие, болгарские-идылские. Кубари — морские суда, ладьи— речные суда — причаливают, привозят ткани доброты и тонины невиданной, поделанное из меди, серебра, золота с каменьями самоцветными… Всё привозят! Заморские плоды, хлеб — всё! И увозят меха, кожи, воск, лен. Но и своими мастерами богат Новгород, идут от Новгородского кремля Торговая сторона, Гончарный и Плотницкий концы и целые улицы кузнецов, оружейников, кожевенников. Давно уж постановили новгородцы — земли князьям не давать. Нанимают они князя с войском для защиты своих вольностей, а с князем договор пишется — «ряд», и не покняжишь, не поцарствуешь… Молодым еще позвали к себе новгородцы Ярослава. Было! И с той поры — занозой в душе Ярослава богатый Новгород. То позовут, а то погонят. Эх, не одному Ярославу, кому из князей Новгород не занозил душу!

Как живется в строптивом городе сыновьям его старшим, Феодору и Александру? Собираясь в поход мордовский, посадил он их в Новгороде. С ними дружина оставлена, боярин-воевода Феодор Данилович да пестун Яким. Александру девятый год пошел, Феодору — пятнадцати не минуло, но так уж поведено в княжеских родах: правителю — править и воевать. Малых еще сыновей сажают отцы на княжение, посылают с войском; были бы толковые бояре, советники да воеводы, было бы кому отстаивать княжескую честь… Но слухи идут нехорошие. Озими в полях новгородских побиты были морозом внезапным осенним, голод надвигается… Или уже голод? Самому надо в Новгород, самому… И Михаил Черниговский досадный только и норовит новгородцев на Ярослава натравить… Верные люди оставлены при сыновьях, а боязно за наследников. Старшие ведь, уже в разуме, уже видать, будут полководцы и правители. Феодор, первородный, от Юрия Кончаковича, деда, от хана Кончака, прадеда по матери, половецкую приземистость и яркую рыжину волос унаследовал и на деда двоюродного походит и обличьем и нравом, на Андрея Юрьевича Боголюбского, жесток, но и основателен, серьезен. Александр, тот мал еще, не разберешь, каким вырастет, а должен быть красавец, темноглазый, темноволосый — в отца; и насмешлив потаенно, всё глаза щурит; но не лукав, не хитер, нет, а глянешь — и не по себе, жутко сделается, и отчего — не понять… Александр — от Феодосии, дочери Мстислава, Удалым прозванного… Давний враг Мстислав… И всё Новгород, Новгород! Как встал на Липнице во главе полков новгородских, и свое войско привел, побил Ярослава и Юрия… Дошли слухи — нет Мстислава среди живых. А ведь и дочь свою Феодосию хотел наушницей в доме мужа Ярослава сделать. Нелегко было смирить Ярославу Феодосию. Первая его, рано умершая жена Юрьевна Кончаковича была тихой, безгласной почти. Но хозяином в доме своем оказался Ярослав неуступчивым. Горячая кровь бабки, ромейки-гречанки, взбурлилась — когда приказом, а когда и плетью одолел, взнуздал свою Феодосию, дочь удалого отца. От нее уж два сына; кроме Александра, Михаил, совсем еще малый.

Женитьба князя-правителя, она всегда из расчета. Жена — залог живой замирения или союза воинского. А на утеху наложницы заведены, так и при первых Рюриковичах велось…

Не спится. Волосы разметались. Острая соломинка щеку кольнула. Что будет?.. Сыновья-наследники… Охота к естеству женскому… Она — золотистый теплый свет в голубых глазах… Ее… Нет, не о том… Новгород!.. Покорить… Когда удастся, тогда, тогда свершится… Долго ли ждать? Дождусь ли?.. Наследники-сыновья дождутся ли?.. Покорить Новгород… Шаги к неведомому, смутно прогреваемому величию… Неведомое, грядущее; то, что сложится…

Глаза смежились. Уснул. Рука тяжелая в белом рукаве рубахи свесилась книзу с невысокой лавки… Двадцать лет уж минуло с той поры, когда на реке Онон, в далеких монгольских степях, большой курултай — съезд кочевничий, куда собираются все найоны-владельцы стад и нукеры их, избрал великим, верховным правителем Темучина, принявшего имя — Чингисхан!

Два года ходил Ярослав Всеволодович походами на чудскую, финскую землю. Первым из русских князей повела судьба Ярослава на Чудь. Судьба! А тут и время пришло мордовским походам. Двинулись Ярослав, Юрий, Василко и Всеволод, а с ними в союзе и муромский князь Юрий Давыдович. Двинулись на владения князя мордовского Пургаса на реке Мокше. Разорили Пургасову волость, жгли и травили жита, села жгли. Не устояли ополченцы Пургаса против мечей и острых копий княжеских русских воинов окольчуженных, в шлемах островерхих. Не устояли, бежали, теряя луки и стрелы, круглые щиты и тонкие мечи. Бежали с женщинами и детьми — укрыться в свои «тверди» — крепостцы деревянные. А кто не успел бежать, укрыться, те были убиты без пощады.

Такова судьба человеческих, заселённых людьми земель — сильнейший побеждает и остается правым. По реке Алатырь шли владения давнего противника князя Пургаса, Пуреша. От одного корня велись мордовские князья, все они почитались сыновьями и внуками бога молний и грома — Пургинэ; он должен был сделать их оружие разящим молниеносно. Ссорились и замирялись меж собою, как ведется. Но Слишком силен был общий противник — русские князья. Где было сладить с городским ополчением и дружинами княжескими, и воеводами, и боярами, И детьми боярскими, и наемниками-северянами. В мордовских своих походах захватил Ярослав и русскую волость Волок. А когда Пургас вновь собрал ополчение и повел на Новгород Нижний, Пуреш с сыном приняли сторону нижегородцев. Дошло войско Пургаса до Нижнего, подожгли Богородицын монастырь; но тут ударил Пуреш и разбил Пургаса. В битве последней Пургас был убит, воины его бежали, разорение новое прошло по его земле.

Утро забрезжило, и мысли прояснились. Ярослав лежал навзничь, закинув руки за голову. Он думал о желании Пуреша унизить дочь противника, бросить ее, как пленницу простую, Ярославу. Но и еще должен быть у него тайный умысел: выставить русского князя насильником. Власти, власти желает себе Пуреш. А кто не желает? Но Феодор-Ярослав укажет ему место. Недаром Феодор — внук ромейки, прославлены ромейцы дипломатическими ухищрениями и хитростями.

Князь поднялся, кликнул доверенного слугу, спавшего, по обычаю, у двери. Яков тотчас вошел. Князь велел подавать умываться и спешно — утреннюю трапезу. И снаряжено ли все для нынешней охоты? И толмача Темера позвать…

Ярослав уже все обдумал и решил. Сегодня он все скажет Пурешу. Но сказано будет запросто, как бы мимоходом; пусть видит, слышит Пуреш, пусть знает, что для русского князя это вроде само собой разумеется, и важности особой этому и не придается, и спорить об этом нечего. Но еще одно… Ведомо ли Пурешу?.. А если и ведомо, Ярослав поймет, как надо сказать…

Яков принес умывальную лоханку и льняное полотенце; сказал почтительно, что для охоты все снаряжено, а Темер уж не медлит — дожидается.

— После кушанья кликнешь…

Трапезовал холодной зайчатиной, каравай чуть зачерствелый. Яков подал охотничью одежду, облачил. Кликнул Темера. Половец, светловолосый, низкорослый, казавшийся даже тучным от мускулистости, встал у притолоки. Это был один из тех услужников, что обязаны господину всем своим имением, жалованные княжьи слуги такие звались «милостниками». Таких самых верных милостников было у Ярослава четверо — Темер, Михаил, Яков да еще другой Яков. Из них Темер был толковый мужик, всякие наречия дались ему, толмачил и болгар идылских, и чудь, и гостей ганзейских в Новгороде, в Немецком конце. Пуреш сам говорил по-русски и не мог знать способностей Темера. Ныне князь наказал Темеру особо слушать на охоте, что будет говорить Пуреш спутникам своим…