Шрифт:
Он обратил взгляд к морю, серому и ненастному в это время года. Лишь несколько кораблей осмелилось выйти из гавани, но вскоре торговля возобновится, послания будут летать взад-вперед, и работы намного прибавится.
Пламя наконец занялось, потрескивая и стараясь вырваться из своей древесной темницы. Оно пробивалось между палками, как будто они были прутьями тюремной камеры. Потом огонь с ревом вырвался наружу и окатил их дождем искр.
– Пусть все помолятся согласно своей вере. – Голос Нокса был едва слышен из-за рева огня и шума прибоя. – Видите, как Он принимает наши дары?
«Мои дары, – подумал Мейтленд. – Что это такое? Пытливый ум, который старается оставаться незамутненным, как стакан чистой воды? Это все, что я могу поставить на службу Шотландии».
Когда огонь погас, мужчины остались стоять, склонив головы. Жар от костра согревал сторону тела, обращенную к нему, и холод на время отступил. Но потом Мейтленд снова ощутил морозное покалывание в пальцах ног.
– Приглашаю вас в свой здешний дом, – сказал лорд Джеймс.
Все они с радостью преодолели небольшое расстояние между замком и аббатством Сент-Эндрюс, благодарные избавлению от соленого ветра и внимательных глаз архиепископа Гамильтона.
То обстоятельство, что лорд Джеймс сохранял право на владение аббатством Сент-Эндрюс, было явным отклонением от нормы; он получил это право при старой системе злоупотреблений, горячо критикуемой реформистами. «Он должен был отдать земли, – подумал Мейтленд, – но, разумеется, он не собирался отказываться от этой конкретной роскоши, допустимой для старой церкви. Пожалуй, из семи смертных грехов брат Джеймс больше всего страдает от алчности».
Дом лорда Джеймса, бывшее жилье приора, был просторным и хорошо обставленным, хотя самые роскошные предметы обстановки благоразумно убрали подальше. Он пригласил всех, предложил и напитки, а потом подождал, пока большинство из них уйдет, чтобы оставшиеся четверо могли перейти к самому важному делу, связанному с королевой.
Они расселись вокруг камина, где ярко пылал огонь: лорд Джеймс, Эрскин, Мейтленд и Мортон.
– Мы позвали ее домой, и она вернулась, – сказал лорд Джеймс. – Все присутствующие подписали документ о ее приглашении. Осмелюсь спросить, довольны ли мы итогом?
– Вполне довольны, – ответил Эрскин высоким голосом, в котором слышался искренний энтузиазм. – Она оказалась лучше, чем мы могли надеяться.
– Вы имеете в виду, в религиозном смысле? – спросил лорд Джеймс.
– Да, несомненно. Хотя она не обратилась в истинную веру и не выказывает такого намерения, но согласилась, чтобы наша вера осталась нетронутой.
– И они с Ноксом сыграли вничью, – медленно произнес Мортон и облизнул сильно заветренные и потрескавшиеся губы.
– Босуэлл устранен, – объявил лорд Джеймс. – Он больше не будет нас беспокоить. От него всегда можно ожидать проблем из-за его непредсказуемости. А Гамильтоны дискредитированы; бедному старику пришлось отдать королеве замок Дамбертон.
– Мы позаботились почти обо всех, кто мог воспрепятствовать нам, – сказал Мейтленд. – Следующий претендент на трон отпал сам собой. Преданный короне страж границы и опытный воин заперт в своем замке.
– Но остается еще один, – заметил Мортон. – Крупная дичь, которая не поддается нашему убеждению.
– Джордж Гордон, четвертый граф Хантли, – задумчиво сказал лорд Джеймс. – Канцлер королевства… и католик.
– К тому же воинственный католик, – заметил Эрскин. – Он то и дело подстрекает королеву возобновить обряд мессы.
– Если нам повезет, то «северный петух», как он любит себя называть, будет кукарекать слишком часто и когда-нибудь оскорбит королеву. Вы видели, как он со скандалом покинул заседание Тайного Совета после вердикта по делу Босуэлла?
– Прошу прощения! – возразил Мейтленд. – Никакого суда не было, поэтому не могло быть никакого вердикта.
– Да, разумеется. Но если он откажется посещать заседания Совета, кто знает, к чему это может привести?
– Если он будет сокрушен, тогда исчезнет всякое противодействие лордам Конгрегации.
– Сначала он должен поднять мятеж, – заметил Мейтленд.
– Возможно, он так и сделает, – сказал лорд Джон. – Вполне возможно.
XIII
Весна пришла, но лишь после нескончаемой зимы, оставившей после себя длинный след из снега, льда, тьмы, сырости и ветров, исхлеставших прибрежные скалы волнами Северного моря. Когда наступили первые призрачно-ясные и светлые дни, люди вырвались наружу из запертых домов. Свет как будто расширился, стремясь охватить все двадцать четыре часа, и души преисполнились новой надеждой.