– Да.

– Что еще?

– Больше ничего. Ищем свидетелей, но все не то.

– Давай съездим туда, где эти очки лежали…

"Волгу", на которой Джума прибыл, он тут же отправил, как и обещал владельцу, а сейчас вчетвером – он, Мотрич, лейтенант – следователь района и сержант-шофер тряслись на милицейском "уазике"; машина, видно, давно отслужила свое, в ней тарахтело все, что только было возможно, что-то рявкало в коробке скоростей при переходе со второй на третью. Агрба вспомнил слова Войцеховского: "Между 15-м и 17-м километрами". На пятнадцатом они и свернули на грунтовку в месте, где стоял железный покосившийся столб со знаком "правый поворот запрещен".

– Нарушаем, – Агрба указал на знак.

– Этой дорогой давно не пользуются, – ответил Мотрич. – Раньше по ней с карьера шли самосвалы со щебенкой и песком. Карьер давно выработан, закрыт.

– Что же знак не снимаете? – спросил Джума.

– Пусть торчит, меньше будут ездить на пикники, и так весь берег загадили…

Машина ушла с грунтовки и медленно съезжала по высокой траве к береговому обрыву. У верхней его точки остановились, вылезли, и Агрба сразу увидел перевернутое вверх дном старое ржавое ведро.

– Под ним, – сказал Мотрич, поднимая ведро. – Вот тут они лежали.

Агрба прикинул: от места, где нашли очки, до края утеса метра три. Он прошел их, присел на корточки и заглянул вниз. Обрыв падал круто, а у самой воды стену его уже не было видно, река как бы подмыла его и он нависал над нею.

"Высота приличная, – прикинул Джума. – Метров семь". Он встал, огляделся. Справа и слева обрыв снижался, и дальше берег шел почти вровень с рекой, видна была осока, склонившаяся над водой. Медленно очертив небольшую площадку, в центре которой оказалось ведро, Джума стал вышагивать туда-сюда, то и дело приседал, глядя поверх травы в сторону дороги.

– Ярослав! – вдруг позвал он Мотрича. – Смотри! Видишь?

– Да. – Низко наклонив голову, Мотрич увидел колею полегшей под колесами травы.

– Это когда машина шла сюда. Тут остановилась, а здесь водитель сильно газанул, разворачивался, трава порвана до песка, и сразу новая колея, но трава легла в обратную сторону, к дороге. Надо замерить ширину колеи, – попросил Агрба лейтенанта.

– Давай еще пошуруем тут, раз уж в этом месте поперла карта. – Джума шевельнул траву носком туфли.

– Да мы смотрели, – сказал Мотрич.

– А вдруг? – Джума обвел рукой площадку.

Они разбрелись. Повозившись около часа – склонившись, шевеля кустики, заглядывая под каждый, потирая поясницу. Но больше ничего не нашли.

Когда ехали обратно, Мотрич, кивнув на знак "правый поворот запрещен", сказал:

– Место это тихое, во-первых знак, во-вторых, неудобно спускаться к реке, больно круто, местные купальщики сюда не ездят. Иногородние, случается, шашлыки здесь жарят.

– Или баб, – засмеялся Агрба.

– С бабой стараются на тот берег, там леса. А тут все открыто.

– От шашлычной компании никаких следов: ни углей, ни консервных банок, ни бутылок, ни крышечек от бутылок, – сказал Агрба.

– Все вокруг чисто, непривычно даже. Вроде нога человека и не ступала, – сказал лейтенант.

– Как видишь, ступала, – возразил Мотрич. – Правда, осторожно.

– Не так уж осторожно, дорогой: очки, автомобильные колеса.

– Поедем обедать? – спросил Мотрич, глянув на часы.

– Я готов, – согласился Агрба, догадываясь, что кормить его, гостя, будут вкусно, так уж заведено: он приехал в райотдел из областного управления… – Ярослав, когда от вас вчерашний рейсовый автобус? – Агрба хитрил, он не собирался возвращаться из Богдановска автобусом, просто это был намек, на который тут же отозвался Мотрич:

– На кой черт тебе автобус? Отправим удобней, что-нибудь сообразим…

В тот же четверг, когда Агрба укатил в Богдановск, Скорик, созвонившись, отправился в институт к Яловскому.

Едва Скорик уселся в предложенное кресло, Яловский предупредил секретаршу:

– Меня ни с кем не соединяйте и никого не пускайте… Слушаю вас, повернулся он к Скорику. – Что вас еще интересует? Тут уже был один ваш коллега… не помню фамилии.

– Щерба… Из разговоров у меня сложилось впечатление, что Кубракова была очень неуживчивым человеком. Знаете, из тех, кто создает себе врагов, – без предисловия начал Скорик.

– Не совсем так… Я повторю вам то, что сказал товарищу Щербе: Елена Павловна превосходный специалист, хороший организатор. Прагматична в лучшем смысле слова. Да, она жестка, иногда жестока, язвительна. На этой почве возникают трения, случается, с ба-а-льшой искрой, – он говорил о Кубраковой, как о живой, словно она сидела где-то рядом, в соседнем кабинете.