В обже Будыя готовили землю под посев ржи. Аксинья выжигала вырубленный еще в осени кустарник и сухостой, следила за костром. Огонь горел невысоким пламенем, дымил.

Подгребая золу, Аксинья думала, что зерна на посев мало и надо кланяться тиуну. Он даст, но по осени возьмет втрое. Они уж и так зимой экономили, лепешки пекли, смешивая зерно с желудями. Будый стучал топором, поправлял ограду от дикого зверя, чтобы по весне не вытаптывали и не поедали зеленя.

За работой Аксинья не услышала, как подъехал тиун, соскочил с телеги и, подминая сырую землю сапогами, подошел к костру. Чуть прищурившись, сказал:

–  Хорошая, работящая у Будыя баба.

Аксинья искоса глянула на тиуна, а тот жадно вперился в нее взглядом, будто приценивался, а сам бороду почесывает, хмыкает.

Подошел Будый, поклонился. Тиун спросил его:

–  Где ты, Будый, себе такую бабу сыскал? И ухмыльнулся:

–  Может, в какой подмоге нужда у тебя? Эвон, поляна не пахана. Приходи, коня на день-другой дам. А молсет, ты на бабе своей вспашешь?
– И расхохотался.
– Она у тебя в теле. И снова зыркнул на Аксинью.
– Завтра придешь, коня выделю и ржи, а осенью втройне воротишь. Не то одному дам, другому, ненароком и сам по миру пойду.

И, усаживаясь в тележку, рассмеялся:

–  Я мужик добрый, коли ко мне с добром! Укатил тиун, а Будый поскреб затылок заскорузлым ногтем, сказал Аксинье:

–  Вишь, Онцифер стелет мягко, да спать жестко. «Втройне воротишь», - говорит. А случись неурожай, в кабалу иди… И хошь не хошь, а к Онциферу пойдешь с поклоном…

А тиуну Аксинья приглянулась, зачастил к Будыю. То коня выделит, то зерна привезет, а сам посмеивается, успокаивает:

–  В осень рассчитаешься!

–  Ох, не нравится мне этот Онцифер, - как-то сказала Аксинья, - все-то он по мне очами зыркает.

–  Чудится тебе, - отмахнулся Будый и подался в лес борти выискивать.

Так уж хотелось ему Аксинью медом побаловать…

А год выдался урожайный, рожь поднялась, заколосилась. Зерно стало наливаться. Аксинья радовалась: быть им с хлебом и с тиуном рассчитаются.

Близилась уборочная пора, вот-вот возьмется Аксинья за серп. Рожь уже пожелтела, золотом отдавала. Однако человек предполагает, а Господь располагает. Как-то к вечеру подул низовой ветер, нагнал тучи, и загремел гром. Заблистала молния, и полил дождь, сменившийся крупным градом.

Раскатисто грохотал гром, и яркая молния раз за разом перечеркивала небо, а град сек землю. Будый вышел из избы да так и остался стоять на поле. Он видел, как покрутило рожь, она полегла, и зашептал:

–  Боже, спаси и помилуй!..

К утру ветер стих и дождь прекратился. При свете Будый увидел, что там, где была рожь, поле смешалось с грязью. И он заплакал, а в избе сказал Аксинье:

–  Пропал хлеб… Уходим, Аксинья, покуда нас тиун в кабалу не забрал.

Только увязали они котомки, еще не ведая, куда подадутся, как нагрянул тиун и закричал:

–  Так-то ты, Будый, решил меня обмануть? Ну нет, поработаешь на боярина, пока долг не воротишь. Долговым холопом будешь!

Великий князь Дмитрий вот уже месяц как был в беспокойстве. День начинал с хождения по палатам владимирского дворца, - одолевали мысли, прав ли он был, объявив удельным князьям о намерении покарать новгородцев, заставить их признать Новгород зависимым от великого князя Владимирского. Может быть, следовало смирить свою гордыню?

Распалялся гнев Дмитрия и тем, что новгородцы тянутся к Литве и немцам. Вот и брат Даниил как-то сказал:

«Не разумею, Дмитрий, отчего у тебя неприязнь к новгородцам и Новгород великому князю противится».

На что он, Дмитрий, ответил ему:

«Настанет такой час, брат, и ты поймешь, в чем мое недовольство».

Даниил пожал плечами:

«Ты, Дмитрий, во Владимире великим князем сидишь, на Клязьме, а Новгород эвон где, на Волхове. Кажись, дороги их не пересекаются».

Дмитрий с удивлением поглядел на московского князя:

«Ужели не разумеешь, Даниил, сколь верст от Новгорода до Владимира и сколь до рубежья литовского и земель германских?»

Пройдется Дмитрий по палатам, на оконца поглядит. День давно начался. В хоромах суетились, слышались голоса.

Дмитрий уже уведомил удельных князей о предстоящем походе, назначив сбор дружин в Переяславле-Залесском. И князья поддержали Дмитрия. В Переяславль-Залесский уже послал свои дружины брат Андрей, явились воеводы из Белоозера и Рязани, Ростова и Твери…