– Может, нам сегодня уехать? Приучить его к мысли, что на лугу ведутся работы, а завтра приехать опять и взять?
– спросил Губенко с надеждой в голосе.

– Завтра можно и не приезжать - его не будет...

– Действовать надо так, как действовали бы на нашем месте все землемеры, - Кристинин быстро исписывал одну страницу своей «топографической» тетрадки за другой.

– Надо бы оттянуть Денисова от машины, - сказал Старик, - уйти далеко теперь Новожилов все равно не успеет - лес обложен. А эта классическая расстановка сил, за которую в Высшей школе поставили бы пятерку, может все испортить.

Они подождали, пока подойдет Денисов.

– Обычно, - Кристинин выпрямился и отер пот со лба, - настоящие землемеры, и геофизики, и просто нормальные люди в этот час думают об обеде. В нашем положении они командировали бы самого молодого для переговоров в ближайший дом, поставив перед ним ответственную задачу - сварить картошку. Понял, Виктор Михайлович?

Денисов кивнул.

– Чего мы этим добиваемся? Первое: ликвидируем пост у леса, чем вводим в недоумение гражданина Новожилова. Второе: предоставляем нашему молодому другу возможность ввести Новожилова в круг флотских и заводских новостей, что я, собственно, и имел в виду, пригласив Виктора Михайловича в эту поездку. И третье: мы получаем реальную возможность пообедать. Предварительно все остальные начинают оттягиваться с теодолитом на приличное расстояние от дома и от машины. Новожилов, друзья, он не дурак, он понимает, что мы не пошлем Денисова одного его арестовывать. Пока все. Иди, Виктор Михайлович, чисть картошку. И свободнее, расслабься!

– Хороший план, - сказал Губенко. Он первый двинулся с планкой подальше к лесу. Вслед за ним потянулись остальные.

Почистив картошку, Денисов пошел к дому, стараясь не смотреть на окна. Ведро в колодце оказалось погнутым и ржавым, а толстая цепь из фасонных звеньев напомнила Денисову о морской службе.

Он не спеша выправил смятое ведро, потом отпустил цепь. В это время на крыльце показался Лукояныч, который не сумел вовлечь своего постояльца в разговор о строительстве и поэтому никак не мог упустить нового собеседника. На старике была красная рубашка, заправленная в широкие, сантиметров сорок у обшлага, синие, с искоркой, брюки. В этом одеянии Лукояныч имел вид ухарский, даже, можно сказать, пижонский.

– Вот это да!
– непроизвольно вырвалось у Денисова. Воспоминания о бухте, громыхание цепи и нелепый вид Лукояныча сделали больше, чем напутственная инструкция Кристинина «Расслабься!». Он словно вернулся к тем дням, когда был беззаботным и бойким матросом.
– Где вы такие клеши отхватили, отец?

– Эти брюки, молодой человек, - с достоинством ответил бывший бухгалтер, - я купил одиннадцатого мая девятьсот сорок пятого года, на второй день окончания войны, во Львове. Материал стоил тогда по девятьсот рублей за метр. Это стопроцентная манчестерская шерсть. И сшил их львовский частник за две банки свиной тушенки.

– О-о-о!
– удивился Денисов.
– И не подумаешь! Такое впечатление, что настоящий флотский портной. Прекрасная вещь, слово! А мы тут картошку у вас не сварим?

– Сварить бы можно, - сказал Лукояныч, - да только печка с утра топлена, а электричество не работает. Все вызываю монтера, да он у нас человек непьющий...

– Это мы сделаем!
– обрадовался Денисов.
– А ну-ка! Ведь я до этой чертовой рейки с полосками электриком был. Шестой разряд, слово!

Он прошел в дом впереди старика, краем глаза схватив всю запущенность обстановки, металлическую кровать с панцирной сеткой в углу и Новожилова, еще более низкорослого и плотного, чем Денисов представлял его себе по ориентировке. Новожилов стоял у окна, сунув правую руку в карман. Выражение лица у него было злое и раздраженное, и чувствовалось, что ему стоит много труда сдерживать себя.

– Здорово!
– сказал Денисов.

Его интересовала только проводка.

Старый, со рваной обмоткой черный провод свисал со стены почти до кровати.

– Вот это проводочка! Подождите, изоляции притащу и отвертку.

Денисов выскочил из дома и быстро пошел к машине. У теодолита словно и не заметили его маневров. Вернувшись, он увидел маленькую шаткую лесенку, которую откуда-то притащил Лукояныч. Новожилов оставался в той же позе - насквозь фальшивой и вызывающей. Его так и подмывало на безрассудный шаг. Не хватало только привычного импульса. Новожилову нужна была ссора.

– Сначала проверим проводку, - сказал Денисов. Он заметил нетерпение Новожилова и теперь сразу почувствовал себя намного хитрее и спокойнее своего врага.

– Все-таки решили строить интернат?
– спросил Лукояныч.

– Наверно, будут, раз нас пригнали.

– Беспокойная работа у вас.

– Зато деньги большие, - неожиданно охотно ввязался в разговор Новожилов, - форма хорошая, проезд бесплатный. Каждый год сапоги - год хромовые, год яловые... Две фуражки.

– Видишь ли, - Денисов пристроился на верхней перекладине лестницы, чуть в стороне от Новожилова и в то же время над ним и над кроватью.
– Деньги не то чтобы большие. Так... А форму не дают. Может, раньше давали? Правда, когда на болоте работали, сапоги выдали на сезон. Потом забрали. А кто себе захотел оставить - деньги внес: стоимость минус амортизация. Полевые и командировочные - шиш, мы здесь на ночь не остаемся. Ну, машина у нас своя, проезд бесплатный.

– Это мы знаем, товарищ начальник.

– Вот именно, - не поняв, согласился Лукояныч, - без машины вам нельзя.

– Я и на заводе неплохо зарабатывал, но не то... Дисциплина, мастер, наряды, а здесь - по деревням. Сами себе хозяева, - он подмигнул Лукоянычу.
– Ничего, отец, сейчас свет будет и картошка тоже... Вот, скажем, на заводе координатно-расточных станков, в электроцехе, имейте в виду, отец...

Денисов рассказывал не спеша о хорошо знакомой ему жизни электроцеха и чувствовал, как в поведении Новожилова появляются нотки успокоения. Он уселся на кровать поглубже, так, что сетка под ним прогнулась, однако руки из кармана не вынул. Как только Денисов умолкал, Новожилов снова начинал беспокоиться.