Шрифт:
Не успела захлопнуться за мной массивная вокзальная дверь, как я уже сиганул с перрона на шпалы и что есть силы побежал к тупикам, где в ожидании ремонта стояли разбитые составы. Забрался в какой-то плацкартный вагон с пробитой крышей и покореженными окнами (видно, в него угодил снаряд) и, сгорая от нетерпения, стал «разбивать» портфель. Открыл — и плюнул с досады. Оказалось, что весь он набит какими-то бумагами. Кроме них было несколько бутербродов да немного денег — совсем гроши.
И вот из-за этого самого портфеля на вокзале поднялся вдруг такой кипиш, что и представить трудно. Сотрудники милиции сновали по всем закоулкам — и вокзальным, и станционным, облазили все составы в отстойниках, где частенько ютилась шпана. Забирали всех, кто попадался под руку, и отводили в отдел милиции — тот самый, что рядом с кольцевым метро. Кто-то из взрослых мне объяснил: ищут портфель какого-то дипломата, в нем — очень ценные бумаги.
Поняв, что для меня дело может кончиться плохо, решил лечь на дно — два-три денька отсидеться у Сони. Прихожу, а там — полная хата воров, тоже попрятались от того вокзального шмона.
Было это пятого или шестого мая. А в ночь на 9 мая, когда Левитан читал по радио сообщение о победе над фашистской Германией, раздался стук в дверь: «Откройте, милиция!» Всех нас вывели во двор, и тут я понял, что сели прочно: хату плотным кольцом окружили милиционеры с пистолетами наготове.
А в доме в это время шел обыск. Нашли оружие, какие-то ценные краденые вещи. Это был достаточный повод, чтобы всех под конвоем отправить в милицию.
Где-то за Лефортовой слободой вставало солнце — майское, ласковое. Наступало утро Победы. А нас в это время под конвоем по железнодорожному пути вели к Курскому вокзалу.
Линейный отдел милиции уже до отказа набит был ворами всех мастей. И все, как оказалось, из-за украденного мной злополучного портфеля.
— Малышка, привет. Не иначе, твоя работа? — шепотом спросил меня кто-то из знакомых «пацанов».
— Угадал, — не стал я темнить, — моя.
Шпанята, услышав, что портфель «вертанул» я, стали упрашивать: «Отдай, и всех нас отпустят». Говорили, конечно, тихо, чтоб «опера» не услышали.
Однако я хорошо помнил, чему нас с Костей учил Король: хочешь дольше гулять на свободе, «ментам» и следователям ни в коем случае не признавайся, тем более, когда нет доказательств. Впоследствии это правило часто меня выручало. На этот раз все вышло иначе.
Из камеры на допрос вызывали поодиночке. Никто, однако, сюда не возвращался. Мы думали, отпускают. Но не тут-то было — всех уводили в другую камеру.
Наконец подошла моя очередь. В кабинете, куда меня привели, допрашивали двое, оба в штатском. Здесь, на вокзале, я на них уже нарывался. Даже фамилии запомнил — Максимченко и Колганов.
— Признавайся, Малыш, — портфель ты украл? — подойдя вплотную ко мне и пытаясь взять на испуг, грубо, с металлом в голосе спросил Максимченко. Как видно, ему уже надоело «выбивать» показания с помощью тонких тактических приемов — до меня ведь прошло человек двадцать.
— Что вы, гражданин начальник, — ответил я, энергично мотая головой. — Ни о каком портфеле не знаю.
— Зря ломаешься, парень. — На этот раз заговорил Колганов. В отличие от высокого, с каланчу, и немного грубоватого Максимченко этот был небольшого роста, мягкий в движениях, вкрадчивый в разговоре, но зато неприятно, как бы испытующе смотрел вам в глаза.
— Пойми, милиции нужен не сам портфель, а бумаги, которые в нем находились, документы…
От его наигранно ласкового голоса и сверлящего взгляда мне стало как-то не по себе.
— Покажи нам, где ты «разбил» портфель, — продолжал Колганов, — где бросил бумаги. Покажешь — тебя и всех остальных сразу выпустим.
Я промолчал. Неприятно резанула мысль, что кто-то из шпаны, а скорее всего, из подосланных «ментами» в камеру, меня заложил.
У Колганова красноречие, видно, иссякло, тогда как его напарник, долго и сосредоточенно молчавший, вдруг произнес решительно:
— Слушай, Малышка. Тебя мы можем освободить и сейчас. Пойдешь в камеру и скажешь ворам, что отпускают за портфелем. Хочешь, возьми с собой еще одного — сам выбирай.
— А если потом вы опять заберете? — ответил я, заколебавшись, не веря пока что в предложенную «операми» «честную игру».
— Ну что ж, давай тогда так договоримся. Сюда портфель можешь не приносить. Подойдешь к окну, положишь его на тротуар — и тикай во все четыре стороны. Согласен?
— Я кивнул.
— Только смотри, — обманешь, будем держать всех до тех пор, пока тебя не поймаем.
— Понял. Только сперва в камере посоветуюсь.
«Воров в законе» среди нас не было, только «фраера» и «пацаны», но совет или сходку провели по всем воровским правилам. «Пусть идет и приносит порт, — решила камера. — Если и схватят, судить не будут, он еще малолетка. Отправят в бессрочную колонию, оттуда все равно убежит».
Проголосовали за это все как один. Потом стали решать, кто пойдет со мной. Выбрали глухонемого «пацана», который «работал» в поездах и на вокзалах, был очень ловким и дерзким.