Шрифт:
– Ты нашел их, а? - сказал он Питеру, приподнявшись костистым телом в кресле. - "Трансурановые рудники Кохранов"! Звучит хорошо, не так ли? Сколько там, Питер? Скажи мне, сколько!
Питер медленно произнес:
– Мы не получим их, дедушка. Этот мир... заражен. Экипаж Баллантайна и трое наших людей. - Он помолчал, затем пробормотал фатальные слова: - Не будет никаких "Трансурановых рудников Кохранов" отныне и навечно.
Долгую секунду Джон был совершенно неподвижен, кровь прилила к его лицу, угрожая прорвать старческую кожу. Комин почувствовал слабый укол жалости к нему. Он был так стар и так хотел завладеть звездой, прежде чем умрет.
– Можете быть свободны, - сказал наконец Джон и выругался. - Прекрасно, я найду человека, который не испугается. Я пошлю другой корабль...
– Нет, - сказал Питер. - Я поговорю с людьми из правительства. Будут другие путешествия к другим звездам, но звезду Барнарда нужна оставить в покое. Там радиоактивное заражение особого вида, с которым никто не может бороться.
Джон беззвучно пошевелил губами, тело его дернулось в пароксизме ярости. Питер устало сказал:
– Прости, но это так.
– Простить? - прошипел Джон. - Если бы я снова мог стать молодым, если бы только мог, я бы нашел способ...
– Не нашли бы, - резко сказал Комин. Внезапный гнев вспыхнул в нем. Он многое вспомнил, наклонился над Джоном и сказал: - Есть вещи, с которыми не могут справиться даже Кохраны. Вы не поймете, если я попытаюсь вам объяснить, но этот мир защищен на все времена от кого угодно. Питер прав.
Он повернулся и вышел из комнаты. Питер последовал за ним. Комин сделал жест отвращения и бросил:
– Пойдемте.
Когда они прилетели в Нью-Йорк и толпа встречающих у космопорта рассосалась, Комин сказал Питеру:
– Вы поедете к своим правительственным чиновникам. У меня есть другие дела.
– Но если они захотят встретиться также и с вами...
– Я буду в баре "Ракетного Зала".
Позже, сидя в баре, Комин держался спиной к видео, но не мог не слышать задыхающийся голос, выпаливающий новости открывшим рты, взволнованным слушателям:
– ...и это великолепное второе путешествие, исследование зараженного радиацией мира, который нельзя эксплуатировать или посещать, станет еще одной, великой тропой к звездам. Вскоре полетят другие корабли и другие люди...
Комин подумал, что люди наверняка полетят со своими маленькими планами. Но они не найдут там подобия их планеток. Они обнаружат, что вступили в высшую лигу и что там играют не в человеческие игры.
Он не сразу повернулся, когда хрипловатый голос прервал его мысли:
– Закажешь мне выпить, Комин?
Когда он наконец обернулся, он увидел Сидну. Она выглядела, как прежде. Она носила белое платье, открывавшее загорелые плечи, у нее были те же волосы цвета льна, а на губах та же холодная ленивая улыбка.
– Я закажу тебе выпить, - сказал он. - Конечно. Садись.
Она закурила сигарету и посмотрела ка него сквозь плывущий дым.
– Ты выглядишь неважнецки, Комин.
– Да?
– Питер сказал, что ты нашел там что-то очень плохое.
– Да. Настолько плохое, что мы не осмелились там остаться. Настолько плохое, что мы сразу же улетели на Землю.
– Но ты нашел Пауля Роджерса?
– Нашел.
– И привез его?
– Нет.
Она подняла свой бокал.
– Ладно. За тебя... - Через секунду она добавила: - Я тоже кое-что обнаружила, Комин. Ты безобразный грубиян...
– Я думал, ты это знаешь.
– Знаю. Но я обнаружила, что, несмотря на это, я упустила тебя.
– Ну и?
– А, черт, а не могу продолжать быть застенчивой, - сказала она. - Я пришла к мысли выйти замуж. Я думала над этим. Так будет гораздо удобнее.
– А у тебя достаточно денег, чтобы я мог не работать? - спросил он.
– Достаточно, Комин.
– Ну, это уже кое-что, - сказал он. - Хотя я, вероятно, устал бездельничать и снова вернусь к работе. Есть только одно...
– Да?
– Ты должна кое-что понять, Сидна. Я не тот парень, который познакомился с тобой. Я немного изменился внутренне.
– Кажется, немного.
– Но это так. Ты не любишь жить в своем лунном замке, потому что ненавидишь его. А захочется тебе жить с ненавистным человеком?
– Я не буду ненавидеть тебя, Комин.
– А сможешь?
– Я попытаюсь. Давай попробуем.
Он отвернулся и махнул официанту, затем опять повернулся к ней, и странная боль вновь перехватила его горло, боль от потери, изгнании, угасающего стремления.