В других местах в Освенциме заключенных убивали с помощью феноловой кислоты, вводимой им прямо в сердце. Маленьких детей подбрасывали в воздух в качестве мишеней для стрельбы или швыряли живыми в огонь крематория. Других заключенных затаптывали до смерти или подвергали «жестоким допросам» на «качелях Богера». Последнее было одной из форм пытки. Жертве приказывали положить связанные руки между коленями. Затем между локтями и коленями вставляли шест, концы шеста помещали на столах. Пленник беспомощно раскачивался вниз головой между столами, и пока он так раскачивался, по его подошвам, ягодицам и гениталиям хлестали плеткой из бычьей кожи.

Ни Гитлер, ни Борман никогда не видели таких сцен лично. Нет никаких записей о том, чтобы кто-то из них когда-либо посещал Освенцим или другой концентрационный лагерь. Запустив однажды в ход Конечное решение, Гитлер не торопился остановить эту машину уничтожения. Его намного сильнее увлекала роль верховного главнокомандующего и решительная победа под Сталинградом, чем инспекционные поездки для проверки результатов хода проблемы, которая успешно продвигалась к своему решению. Борман, как обычно, оставался рядом с фюрером.

В последний день октября 1942 года Гитлер, Борман, генеральный штаб армии и верховное командование вооруженными силами покинули «Вервольф» на Украине и возвратились в «Волчье логово» в Восточной Пруссии. Девять десятых Сталинграда теперь было в руках немцев. Хотя Гитлер и был осведомлен об опасности, грозящей большому, сильно растянутому северному флангу 6-й армии, он убедил себя, что русские не станут контратаковать и что зимнее наступление русских будет происходить в основном на северном и центральных фронтах. Этой проблемой он может лучше руководить из Восточной Пруссии.

Гитлер настолько безмятежно отнесся к сообщениям разведки о том, что русские на самом деле готовятся нанести контрудар против флангов, расположенных у реки Дон в тылу 6-й армии, что 7 ноября выехал на поезде в Мюнхен. Там, вечером 9 ноября, он должен был произнести свою ежегодную приветственную речь перед старейшими членами национал-социалистической партии по случаю очередной годовщины пивного путча.

Гитлер произнес звучную речь в пивной «Левенбрау». О ситуации под Сталинградом он говорил с большой самонадеянностью. Затем он и Борман в сопровождении генералов из верховного командования вооруженными силами и генерального штаба армии отправился в Берхтесгаден. Это предоставило Борману счастливую возможность провести некоторое время с женой и детьми. На него произвело сильное впечатление то, что 7 ноября британские и американские войска под командованием генерала Эйзенхауэра высадились во французской Северной Африке и продвигались в направлении границы Туниса. В Западной пустыне 8-я армия англичан под командованием генерала Монтгомери успешно вела боевые действия против истощенного Африканского корпуса Роммеля. И к досаде Гитлера и Бормана, люфтваффе рейхсмаршала Геринга почти ничего не смогли сделать для отражения налетов королевской и американской авиации на немецкие города и промышленные объекты, эти налеты становились с каждым днем интенсивнее. Решение Гитлера напасть на Россию прежде, чем была уничтожена Великобритания, оказалось грубой ошибкой.

Однако пришла еще более плохая новость, плохая настолько, что могла поколебать веру в фюрера и установление «нового порядка» даже таких преданных соратников, как Мартин Борман. 19 ноября в Бергхофе Гитлер узнал, что три армейские группы Красной Армии перешли в наступление на огромном пространстве фронта к северу и югу от Сталинграда. 22 ноября он возвратился с Борманом в «Волчье логово» и в тот же вечер получил известие, что Красная Армия окружила между Волгой и Доном двадцать две немецкие и две румынские дивизии.

Теперь был только один путь спасения 230 000 солдат 6-й армии. Им нужно было совершить прорыв, выйти из Сталинграда и соединиться с 4-й танковой армией, находящейся от них в тридцати милях. Однако Гитлер был против этого, хотя наступила еще одна суровая русская зима. Он приказал голодным, истощенным войскам, не имевшим зимнего обмундирования, удерживать позиции и сражаться до последнего человека. Конец был неизбежен.

«Мы совсем одни, без помощи извне. Гитлер оставил нас в беде», — писал один немецкий солдат в письме, отправленном на последнем самолете, вылетевшим из Сталинграда в январе 1943 года. Другой писал следующее: «Правда в том, что это сражение — самое жестокое из всех сражений в безнадежной ситуации. Страдания, голод, холод, отречение, сомнение, отчаяние и ужасная смерть». Еще один солдат писал: «Я верил в фюрера и его слову. Но здесь ему не верят, стыдно слушать, что о нем говорят, но возразить нечего — факты на их стороне». 3 февраля 1943 года младший лейтенант Герберт Кунц летел на своем «хейнекеле» над Сталинградом. Он был последним немецким летчиком, пролетавшим над городом. Когда в плотном тумане он снизился до высоты 300 футов, мгла внезапно расступилась. Кунц хорошо видел превращенный в руины город, в котором лишь кое-где уцелели несколько стен и труб. Но он нигде не увидел никаких признаков боя.

В этот же день передачи немецкого радио были прерваны приглушенными звуками барабанной дроби. Затем диктор торжественным голосом зачитал специальное сообщение верховного командования вооруженных сил:

«Сталинградская битва завершена. Верные своей клятве сражаться до последнего вздоха, солдаты 6-й армии под образцовым руководством фельдмаршала Паулюса были побеждены превосходящими силами врага и неблагоприятными обстоятельствами, противостоявшими нашим войскам».

Это сообщение сопровождалось музыкой из второй части пятой симфонии Бетховена и объявлением в стране четырехдневного национального траура.

Безвозвратная потеря 6-й армии произвела глубокое разрушительное воздействие на Гитлера. Однако катастрофа, как было в случае с недавним провалом первой фазы плана «Барбаросса», не поколебала веру Мартина Бормана в фюрера и вновь оказала любопытный побочный эффект в усилении его могущества.

После Сталинграда Гитлер превратился в затворника. Завораживающий массы оратор произнес на публике всего четыре или около того речей. Он редко выезжал за пределы своей уединенной крепости «Волчье логово». Там он выслушивал только тех, кто говорил ему то, что он хотел слушать и что, как щит, отгораживало его от действительности.