Посередине комнаты стояло старое зубоврачебное кресло, над изголовьем которого был укреплен на столе стул с круглым отверстием в днище. Иванилов проворно разделся догола, положив одежду на угол кровати:

– Светлана Викторовна, давайте помогу.

– Отойдите! – дернула головой Ольга. Он отошел и встал возле кресла, поглаживая себя по плечам. Она разделась и села в кресло. Иванилов влез на стол, сел на укрепленный стул, спиной к Ольге. Его зад просунулся в отверстие, навис над Ольгиным лицом.

– Только не быстро, – произнесла Ольга, крепко берясь за подлокотники.

– Само собой… – Иванилов напрягся, шумно и протяжно выпустил газы в лицо Ольги. Она открыла рот, приложила к его анусу. Иванилов стал медленно испражняться ей в рот, тихо кряхтя. Ольга судорожно глотала кал, часто вдыхая носом. Голые ноги ее дрожали.

– Все, – пробормотал Иванилов, приподнимаясь. Ольга сползла с кресла на пол и замерла, всхлипывая и громко дыша.

– Все, все, – Иванилов слез со стола на пол, стал одеваться. – какой сегмент?

Ольга не ответила.

– Ну, я тогда там… – он оделся и вышел из комнаты.

Ребров пил молоко на кухне.

– А какой сегмент-то? – громко спросил Иванилов. Ребров поставил стакан, вошел в комнату:

– Восемнадцатый.

– Так. Восемнадцатый, – Иванилов выдвинул нужный ящик сегментной картотеки, достал след.

– И пожалуйста в двух экземплярах.

– Хорошо, хорошо.

Иванилов вынул из папки две разметные сетки, приложил след и обвел.

Вошла Ольга, застегивая китель.

– Как вы? – приблизился Ребров. Она покачала головой. Он вынул носовой платок, вытер ее коричневые губы:

– Все будет хорошо.

– Сделано, – Иванилов убрал след и папку и тут же включил телевизор. – Интересно, продавит он собственность?

Ольга пошла одеваться. Ребров взял сетки, сложил, спрятал в карман.

– С другой стороны, колхозников тоже понять надо, – усмехнулся Иванилов. – Работали, работали, понимаешь, а тут – на тебе!

– До свидания, Петр Федорович, – проговорил Ребров, и они с Ольгой вышли. В лифте Ольгу вырвало.

– Легче всего! Легче всего дать волю эгоизму! – воскликнул Ребров. – Давайте! Показывайте, какая вы гордая! Какая самостоятельная! Демонстрируйте! Как вы презираете всех! Как плюете на остальных! Ну! Демонстрируйте!

– Я… нет… – шептала Ольга, прижавшись лбом к стенке кабины.

Ребров схватил ее под локоть, вытолкнул из лифта:

– Идите! Гордитесь собой!

Они сели в машину.

– Поехали на шестой склад, – сказал Ребров, закуривая.

– Есть, товарищ подполковник.

Когда черная «волга» подъехала к военкомату, было уже темно. Машина Реброва стояла на месте. Штаубе и Сережа спали в ней, привалившись друг к другу.

– Перегрузишь в мой багажник, и свободен, – приказал Ребров сержанту, вылезая из «волги». Ольга постучала в заднее стекло «Жигулей»:

– Ау!

Штаубе проснулся, открыл дверь, она села на переднее сиденье:

– С добрым утром, милые.

– Как? – морщась, спросил Штаубе.

– Отлично! – радостно шепнула она. – Вон, смотрите.

Штаубе оглянулся. Сержант подносил к «Жигулям» металлический ящик.

– Става Богу.

Ребров захлопнул багажник, сел за руль:

– Здравия желаю, Генрих Иваныч.

– Дали? 48?

– 48, – Ребров завел мотор. – Вы не замерзли здесь?

– А я дважды заводил. Погодите, а как с Клоковым? А Басов что? Выписку нашли сразу?

– Сразу! – Ребров посмотрел на Ольгу, они засмеялись. – Сразу!

– А этот говнюк, Сотников, торговался?

Ребров с Ольгой засмеялись громче.

– Погодите, чего вы ржете, расскажите толком? Мне к Коваленко ехать?

Сережа проснулся, громко зевнул:

– О-о-ой… холодно… а Олька где?

– Я здесь, милый. Спи.

– Я есть хочу.

– Да, – посерьезнел Ребров, – есть. Нам всем пора пообедать. А точнее – поужинать.

– Может – к Михасю? – предложила Ольга. – Жутко в баню хочу.

– К Михасю? Без звонка? – потер лоб Ребров.

– Именно – без звонка! – Штаубе надел шапку. – Да эта сволочь должна вам в любое время суток жопу лизать, не разгибаясь! Поехали.