Шрифт:
– А в чем, собственно дело? Я просто иду к себе домой.
– Могу ли я взглянуть на ваши документы?
– Мои документы?
– Да…
– Ах… сейчас… они были где-то здесь…
Полицейский остановился на расстоянии в один шаг от него.
– Они точно были где-то здесь… но я мог оставить их дома…
– В таком случае, я вынужден вас попросить пройти со мной.
– Зачем?
– Это просто стандартная процедура, сэр. Я проверю вашу личность, и вы сможете вернуться к своим делам.
– К своим делам?…
– Сэр… вы не могли бы обернуться?
– К своим делам… я должен вернуться к своим делам…
– Что вы сказали?
– Я сказал, что должен вернуться к своим делам… к своим делам…
Офицер сделал шаг и потянулся к его плечу…
– Сэр, могу ли я… Акхх!…
Нож вошел в его горло слишком быстро, чтобы он успел что-либо понять. Он почувствовал боль, но только в первый момент, когда лезвие вошло в него по рукоять. Он чувствовал, как его собственная кровь заливает тело, затекает под рубашку… в широко раскрытых глазах, в которых замер один лишь только вопрос «За что?», быстро темнел свет, и он увидел…
Его глаза… эти дьявольские глаза и хищный оскал. Он чувствовал, как убийца положил руку ему на щеку. Видел, как он заглядывал в его глаза. Чувствовал холодеющим лицо его дыхание…
– Вы хотели посмотреть мне в лицо, офицер? Так смотрите же… смотрите… запомните его… смотрите на того, кто убил вас…
Он вытащил нож. Полицейский схватился за рану на шее и повалился на проезжую часть. Его ноги судорожно тряслись. Так его покидала жизнь: холодно, бесчестно, жутко…
Он остался лежать у стены дома, куда его оттащил убийца, оставляя за собой кровавый след. Остался лежать с пустой кобурой на бедре.
– Я должен вернуться к своим делам… - сказал мужчина, идущий по следу Иззи Голдмена и Кэролайн Экксл. Он был уже близко…
– Иззи?…
– Тише, Боб… - ответил он и кивнул на маленькую девочку, спящую у него на руках.
– Кто это?
– Девочка, о которой сегодня говорили в новостях.
– Кэролайн Экксл?
– Да, кажется да…
Иззи вошел. Роберт проводил его взглядом. Ему не верилось, что Голдмен вернулся, и еще меньше верилось, что он принес с собой эту малышку.
Он быстро выглянул на лестничный пролет: никого. После этого запер дверь и включил приглушенный свет.
– Мистер Голдмен…
– В парке, - ответил Иззи. Он присел на диван и посмотрел на Льюиса. В его крепких руках Кэролайн чуть поежилась и снова уткнулась ему в грудь.
– Я нашел ее в парке, под мостом.
– Что вы делали в парке?
– спросил Роберт, но тут же понял циничность своего вопроса.
– Извините.
– Ничего, Боб. Все в порядке. У тебя не найдется теплого одеяла? Она замерзла.
– Да, сейчас… что-то такое здесь было, - ответил он, осматривая квартиру. Через минуту он уже держал толстое стеганое одеяло из шерсти.
Аккуратно, чтобы не разбудить ненароком, Иззи приподнялся, положил Кэролайн на диван и укрыл ее. Она посопела и улеглась, продолжая сладко спать.
– В кухню, - произнес Иззи шепотом. Роберт кивнул, и они удалились.
Иззи присел за стол, а спустя минуту появился Льюис, который держал в руках длинный плащ.
– Спасибо, - сказал Иззи и надел его.
– Вы пьете кофе?
– спросил Льюис, когда они остались наедине?
– Кофе?
– Иззи сел за стол.
– Ах да, простите. Я забыл. Вы же никогда не пробовали его.
– Ну, значит, сейчас самое время это исправить, Боб.
Роберт засуетился.
– Я люблю старину, мистер Голдмен, - сказал он, словно оправдываясь за то, что варит кофе на электрической плите, в турке, а не использует для этого кухонного робота.
– Люблю старые традиции. В них есть что-то теплое. Вы не находите?
– Я не знаю, Боб. Тебе виднее.
– Да… действительно… в наше время мир стал слишком автоматизированным, технологичным. Мы уже не мыслим себя без электронных помощников, которые делают за нас практически все. Мы обленились и утратили свои чувства. Быть может, именно поэтому люди стали такими.
– Какими, Боб?
Он задумался. В его руках застыла турка с кофе.
– Немощными, слабыми, жалкими. Машины превратили нас в серую пыль. Они настолько заполнили нашу жизнь, что нам просто приходится проходить из точки А, в точку Б, не прилагая при этом никаких усилий. Мы перестали творить, мы просто создаем… мы действуем, но перестаем думать. Мы привыкли, что за нас думает кто-то другой.