Шрифт:
Я выразила свою радость троекратным «ура».
И поняла, что по собственной глупости могу проторчать здесь до ночи. Кабаниху раздразнила, смартфон оставила дома, чтобы не врать папе, если он позвонит и спросит, как там Дрюня… Похоже, моему прозвищу пора найти еще одну расшифровку: ВВ – Влипшая Ворона!
Глава XIV. В осаде
От старости макушка блиндажа заросла травой, и даже маленькая елочка проклюнулась из шишки, затащенной сюда каким-то лесным зверьком. Я сидела как на коврике, я могла сидеть долго, а где-то среди опасностей полигона носился мальчишка, отважный и безмозглый, как Буратино, – мой брат.
Хорошо, если его нашли солдаты, потому что я не могла ему помочь.
Кабаниха, дрянь толстомясая, набегалась и стала устраивать себе лежку: повертелась, приминая траву, и упала с таким умиротворенным видом, что сразу стало ясно: ее отсюда трактором не сдвинешь. Мамаша, называется. Хоть бы о детях подумала!
В чаще взвизгнул потерявшийся поросенок, мамаша в ответ хрюкнула. И пошла перекличка. Мамаша: «Хрю?», поросенок ей по-французски: «Уи!» Подбежит, повертится – я в порядке – и скроется в траве. Минут за десять отметилось все семейство – пять поросят. Разомлевшая на жаре кабаниха откинулась на бок, и я поняла, что она может обосноваться здесь хоть до осени.
Лес, темный лес поднимался кругом. Ни брата, ни просвета в чаще. Тоска.
Я встала, чтобы хоть осмотреться получше, раз уж оказалась на верхотуре. И вдруг твердь подо мной раздалась, и я провалилась одной ногой в дыру. В бедре хрустнуло, в спине кольнуло; чуть не разорвавшись пополам, и я застыла в невообразимой позе: половинка меня сидела на корточках, а другая, с провалившейся ногой, висела в воздухе. Сгоряча я попыталась сразу выдернуть ногу, и в икру мне впилось что-то острое. Я чувствовала, как, щекочась, кровь сбегает до щиколотки и пропитывает носок. Кабаниха довольно хрюкала.
Я села поудобнее, вытянув не провалившуюся ногу, и стала спасаться не торопясь.
Травяной коврик на макушке блиндажа скрывал дыру в бетоне. За много лет ее забросало ветками и листьями, затянуло дерном, и получилась яма-ловушка. Теперь надо было расчистить дерн и поглядеть, что там впилось мне в ногу.
Вы пробовали копать руками землю, поросшую травой? Сломанные ногти и заусенцы я мысленно добавила к счету, который надеялась предъявить Дрюне и в первую очередь, конечно, лейтенанту.
Расковыряв дерн вокруг ноги, я разглядела в дыре отогнутый вниз ржавый стальной прут. Он зацепился за порванную штанину и не давал вытащить ногу. Но теперь я видела, что делаю, и легко снялась с крючка.
Конечно, после всего я заглянула в дыру, чтобы рассказывать знакомым, какой прут был острый, как он торчал – еще бы чуть, и проткнул ногу насквозь.
На земляном полу прямо подо мной была нарисована пентаграмма, исписанная непонятными значками!
Сами понимаете, как мне захотелось попасть в блиндаж. Кабаниха не уходила, поэтому путь через дверь исключался. Протиснуться в дыру? Когда я расчистила ее от дерна, она оказалась довольно большой, но слишком уж опасно торчал прут. Я попыталась отогнуть его, снова просунув ногу в дыру, но сталь пружинила и не хотела сгибаться. Конец, пропоровший мне ногу, был острым, как копье. Нет, не полезу. Это не риск, а чистое самоубийство.
Я легла на живот и, заслонившись руками от постороннего света, стала глядеть в дыру.
Стены блиндажа были разукрашены образцами солдатского народного творчества; чаще всего повторялась надпись «ДМБ» с разными датами. Самая старая была 1946 года, а из-под нее проступали другие, уже не читаемые. Солнечные лучи, проникая сквозь узкие амбразуры и пробоины от снарядов, ложились пятнами разных форм и размеров. Как назло, самое интересное скрывалось в тени. Я видела рукоятку какого-то инструмента и не могла понять, что это: на пилу непохоже, а для ножа рукоятка великовата. Видела пустой мешок и угадывала в тени очертания второго, который был чем-то набит.
До тайны было всего-то два метра. Узнать бы, что в мешке, увидеть непонятный инструмент – и тогда загадочная гибель полковника Войтова могла получить совершенно неожиданное объяснение. В том, что здесь был дядя Саша, я не сомневалась: пентаграмма на полу – близнец той, что в мансарде.
Что я знала тогда? Дядя Саша был аккуратистом, по кабинету видно. Пороховницын там, конечно, убирался после его гибели, поэтому я говорю не о чистоте, а о других приметах. Скажем, у нас и у всех наших знакомых большие книги, которые не помещаются на полках стоя, просто лежат, и никого это не раздражает. А дядя Саша заказал высокие полки, чтобы все стояло по ранжиру.
И вот этот педантичный человек, закончив опыт, бросил на столе в лаборатории грязную посуду.
Он просто не успел убраться, потому что в тот же день погиб на полигоне.
Почему-то мне казалось, что пентаграмму в блиндаже дядя Саша начертил в день своей гибели. Хотя мог и раньше, это не сильно меняло дело. Главное, что на полигоне он продолжал свои магические опыты и здесь же погиб.
Комиссия с двумя генералами написала, что полковник подорвался на мине. А лейтенант Пороховницын утверждал, что убившая дядю Сашу штука не была похожа на мину. Я больше доверяла лейтенанту, потому что генералы не обезвреживают мины.