А Ксавьера улыбалась, очень довольная этой беседой; каждый раз, когда ей удавалось поговорить с Ипполитом, она выдумывала какую-нибудь новую придирку и ужасно радовалась.

«Вот есть же на свете справедливость! На него посмотришь — и начинаешь в нее верить: надо же, такой красавчик и такой дурак!»

Когда Ипполит вернулся домой, Изис уже пришла из школы. Она с увлечением рассказала ему, что случилось за день, и достала из тетрадки список:

— Папа, учитель попросил нас купить линейку с делениями, циркуль и транспортир. Мы будем заниматься геометрией. Здорово, да? Сходишь со мной в канцелярский магазин?

Ипполит вздрогнул: он терпеть не мог магазины двух видов, канцелярские и книжные, потому что чувствовал себя там абсолютно чужим и даже хуже — самозванцем. Он никогда не мог сам найти то, что нужно было купить, и приходилось обращаться за помощью к продавцу, который в ответ цедил сквозь зубы что-то неразборчивое или помогал в поисках, но держался страшно высокомерно.

Из-за кухонной плиты вышел Жермен:

— Давай я схожу. Пойдешь со мной, Изис?

— Конечно! А как мы будем добираться: пешком или на трамвае?

— Пешком.

— Здорово! Тогда я посмотрю все витрины по дороге.

— Сколько вам нужно на это времени? — спросил обрадованный Ипполит.

— Дойти до того конца авеню Луизы и вернуться? Часа полтора, не меньше. А то и два.

Оставшись один, Ипполит вздохнул. Надо использовать это время с пользой. Рядом со своей невестой (то есть уже бывшей невестой), глотавшей романы один за другим, и дочерью, которая тоже обожала читать, он чувствовал себя таким ничтожеством, что решил наверстать упущенное в прошедшие годы и стать читателем, как они. Он заставлял себя часами просиживать над книгами, которые назвала ему Патрисия.

Ипполит принял душ — к книгам он относился с почтением и брал их в руки, только когда был вымыт, выбрит и побрызгался одеколоном, — и, в одних трусах, устроился на кровати.

Не раздумывая, он выбрал самую тонкую из десяти книжек — на обложке стояло имя Батиста Монье. Ведь Патрисия, когда советовала ему прочесть ее, шепнула: «Если возьмешься за рассказ Монье, уже не можешь остановиться, так и читаешь до конца. Как будто он берет тебя за руку и ведет за собой. Доверься ему — он не бросит тебя на полпути».

И он открыл книгу, надеясь, что это чудо действительно случится. «В тринадцать лет я разбил свинью-копилку и отправился к шлюхам». Он смущенно оглянулся по сторонам. Ничего себе язык! Так вот это и есть литература? Вместо «шлюх» можно было бы сказать что-нибудь помягче. И неправдоподобно! В тринадцать лет мальчик еще не может… Хотя некоторые, возможно… Редко, конечно… А кто это рассказывает? И где происходит действие? В какое время? Конечно, все это разъяснится позже, но он-то хотел знать все уже сейчас, чтобы понять, хочется ему читать дальше или нет. Он перевернул книгу и стал рассматривать обложку. Издатель должен был указать, идет ли речь о реальных фактах или выдуманных. Если это реальная история, Ипполит готов сделать над собой усилие. А если автор все это просто придумал, то какой смысл напрягаться?

Он рассердился и положил книгу на живот. В последнее время его ждали одни разочарования. Только что он дочитал полицейский роман, который его ужасно разозлил. Расследование преступления, которое вначале показалось ему любопытным, невероятно затянулось: кто убийца, удалось выяснить только к концу. Хотя очевидно, что писательница знала это с самого начала и просто скрывала на протяжении двухсот страниц. Какое вероломство! Даже хуже, она направила Ипполита по ложному следу. Если бы когда-нибудь ему удалось встретиться с этой Агатой Кристи, уж он бы ей высказал все, что он думает о ее манерах: если что-то знаешь, так и скажи сразу, чего крутить-вертеть!

Попробовал он читать и роман о чувствах «Принцесса Киевская», и эта книга тоже показалась ему затянутой. Что там, в сущности, происходит? Дамочка, вроде леди Ди, влюбляется в аристократа, но она замужем, поэтому запрещает себе видеться с ним, чахнет и умирает. Подумаешь, невидаль! Конечно, по мелочи там есть интересные мысли. Но то по мелочи. Не хотят же они сказать, что вся литература только и держится на мелочах, на отдельных деталях…

В дверь позвонили.

Думая, что это Жермен или сосед, он открыл дверь как был, в одних трусах.

На площадке стояла Патрисия: она покраснела, тяжело дышала и от волнения переминалась с ноги на ногу.

— Ой! — воскликнула она, увидев его почти голым.

Он не успел сообщить ей, что удивлен ее приходом и рад ему. Она побледнела, зашаталась, схватилась за дверной косяк, глаза у нее закатились, и она стала падать.

Ипполит успел подхватить Патрисию до того, как ее голова или колени ударились об пол. Он взял ее на руки и донес до постели, опустил на матрас, потом распахнул окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух, и похлопал ее по щекам салфеткой, смоченной в холодной воде.