— В связи с этим, я прекращаю дело, вы свободны. А заведите-ка сюда следующего фрукта, — приказал генерал, после чего поднялся из-за стола, чтобы вновь подать Довнару руку. — Очень рад, господин инженер. При случае, маленький такой вопросец, а не нашли бы вы какой-нибудь научный способ победить изжогу? Я страшно мучаюсь.

— Минуточку! — возразил Кусов. — Погодите, погодите. Так ведь этот граф, Александр Ходкевич, который сделался повелителем джинна, был непримиримым врагом России и царизма. Он служил полковником у Косцюшко, а потом и у Наполеона. Все в бумагах имеется, пускай Ваше превосходительство само убедится. — Модник раскрыл собственный портфель и вручил набычившемуся Розвадовскому очередную пачку бумаг. — А вот прапрадед нашего подозреваемого — это сам Ян Кароль Ходкевич, великий литовский гетман, командующий войск вторжения во времена московских войн, известный истребитель русских людей. И вот скажите мне теперь, разве столь уже неправдоподобным может быть союз польских бунтовщиков с турецким демоном? Джинну и не нужно страдать от какого-то дуализма, ибо в поведении его господ нет никаких противоречий. Как и предыдущие, турецкие хозяева, так и нынешние точно так же ненавидят Россию, и точно так же мечтают о нашем поражении. Джинн мог сотрудничать с турецкой разведкой по согласию и разрешению инженера, и очень даже возможно — по его же настоянию и под его присмотром. Я подозреваю, что за убийством посла стоит никто иной, как происходящий из рода польских воинов, коварный ученый Данил Довнар.

Розвадовский тут же убрал протянутую руку и тяжело упал в кресло. Болезненно вздохнув, он раскрыл только что захлопнутую книгу.

— Мало того, это покушение не единственная выходка, — продолжил Кусов. — Я подозреваю, что Довнар является предводителем или одним из предводителей целого заговора. Они планируют и последующие нападения, это точно. Вчера их наемные убийцы напали на сотрудничающую с нами агентессу прусской разведки, Генриетту фон Кирххайм. Девушка слишком много знала про инженера Довнара, так что обязана была погибнуть.

Данил почувствовал, как вся кровь оттекла от лица, он пошатнулся. Механизм в груди застрекотал быстрее, скрежетнула какая-то передача. Одним прыжком инженер очутился возле полковника и схватил того за обшлага пиджака.

— Что с Геней? С ней ничего не случилось?

Офицер отпихнул Данила небрежно, но очень сильно. Тот споткнулся и тяжело сел на пол.

— Держите себя в руках, — предупредил его Розвадовский. — Что у вас общего с этой женщиной? Кто еще замешан в заговор? Фамилии, быстро…

Данил только сидел, не двигаясь, уставившись на Кусова. Тот презрительно глянул на поляка.

— Заговор не удался, и твои бандиты попали в мои руки. Все выдали, — холодным тоном блефовал он. — Так что признавайся-ка по-хорошему, поскольку Его превосходительство знаменито тем, что может вытянуть признания из любого. В этом у него многолетний опыт.

— Ой, только не будем преувеличивать, не такой уж я страшный, — скромненько усмехнулся генерал. — А в его решении господину инженеру может помочь мой ассистент… Тысяча… сколько-то там… все время забываю. Так, 1012-й, а ну-ка продемонстрируй господину инженеру свои приборчики.

Канцелярский автомат поднял свою металлическую башку над книгой, отложил перо и закрыл крышечку на чернильнице. Продолговатое глазное отверстие злобно засветилось красным. Заскрипел металл, блеснули полированные фасонные детали. В одно мгновение 1012-й из медлительного писарчука превратился в блистающую сталью молнию. В могучем прыжке он перепрыгнул стол, на лету раскладывая узкие лезвия скальпелей, до того срытые в пальцах правой ладони. С шумом он приземлился перед сидящим Данилом, схватил того за горло и приподнял. Что-то блеснуло перед лицом перепуганного инженера. По щеке разлилась палящая боль, вгрызающаяся в нервы жидким огнем. Данил взвизгнул, пораженный интенсивностью этого «опыта».

— А это всего лишь прикосновение лезвия, хорошенько политого кислотой, — пояснил Розвадовский. — Помимо того, 1012-й располагает комплектом игл и крючков, с которых каплями стекают различные едкие субстанции. И вот от них остаются крайне гадкие шрамы. Правда, вам они и не помешают, поскольку, после того, как я вас допрошу, ваше тело никак к употреблению пригодно не будет. После вынесения приговора вас переделают в мехаборга или горнодобывающий автомат и вышлют в сибирскую шахту. Так что не следует, чтобы вы страдали от унизительной боли, да и у нас время не будете занимать…

Автомат отпустил свою жертву. Данил с трудом сохранил равновесие. Он успокоил механизм в груди, который уже успел перестроиться на ускоренные обороты. А вот интересно, удалось бы разоружить этого чертова 1012-го? Может быть в следующий раз… От злости Довнар стиснул зубы. Он уже не испытывал страха, только ярость. Поляк опустил голову, трясясь всем телом. Розвадовский улыбался, сделавшись похожим на добродушного старичка. Кусов тоже казался удовлетворенным, дрожь тела инженера он принял за проявление крайнего испуга.

— Хорошо, — медленно произнес Данил. — Признаюсь во всем. Это я приготовил покушение.

Склад в подвале был заполнен установленными один на другом длинными ящиками и переложенными деревяшками листами жести. В воздухе чувствовался запах затхлости, пыли и железа. В свете единственной свечки весь этот мусор отбрасывал нечеткие, вибрирующие тени. Алоизий сидел на каком-то ящике и ел принесенный Морицем Хундсфельдом обед. По причине шабата жена хозяина приготовила гефильте фиш, то есть заливного карпа. На вкус он был очень даже ничего, а из-за добавления миндаля и изюма ассоциировался джинну с теми далекими-далекими местами, по которым он в последнее время все чаще тосковал. В соответствии с традицией, меланхолия приходила к нему вместе с осенью и усиливалась вместе с зимой. Ох, когда еще вернется он в родные края, когда еще будет есть финики прямо с дерева и запивать апельсиновым соком…