У входа во дворец ещё одна стража. Два дюжих воина-тюрка, опираясь на копья, замерли по ту и другую сторону двери. Буса миновал их и, очутившись в первом, меньшем зале, остановился у входа, стащил сапоги и босой прошёл к горевшему у стены светильнику. На подставке ровным рядочком уложены лучины. Буса взял одну, поджёг от светильника и только после этого направился в большой зал. Босым и с горящей лучиной являться к кагану велит закон хаканбеку.

Миновав ещё одну охрану, Буса вошёл в просторные покои кагана. Свет тускло пробивается сквозь маленькие оконца, проделанные под самым потолком. Комнату устилает восточный ковёр. На стенах тоже ковры. Каган сидит на низеньком помосте. Пред ним блюдо с рисом и большими кусками жареной конины. Закатав рукава пёстрого бухарского халата, каган ест не торопясь, рис отправляет в рот щепотками, а мясо ловко срезает ножом у самой губы. На вошедшего хаканбека каган не обратил внимания. Буса, дождавшись, когда догорела лучина, уселся рядом. Говорить, когда каган ест, нельзя. Еда - здоровье старого кагана. Ел он долго, чавкал, то и дело вытирал руки и губы полой халата.

Вошли темник Шарукань, загорелый, обрюзглый и болезненно-жёлтый племянник кагана оглан [36] Севенч, распростёрлись ниц. Отодвинув блюдо с рисом, каган подал знак, разрешил говорить.

–  Из Таматархи [37] весть, - сказал Буса.
– Князь Владимир заместо посадника Борислава сына прислал, Мстисляба.

–  Хе, Мстисляб жеребёнок. На ногу резв, а умом слаб, - усмехнулся каган.
– Что мыслит он в делах воинских? Верно ли я говорю?

Лежавший ниц темник Шарукань поднялся:

–  Правдивы твои слова, великий каган. Дерево смолоду слабое.

–  Хе! Смолоду в голове ветер.

–  Но тот Мстисляб город крепит, - нахмурился Буса.

–  Хе, пусть крепит. Верно, Севенч?

–  Верно, мудрый владыка, - подхватил оглан Севенч и метнул злобный взгляд на хаканбека.

–  Что ещё скажешь, хаканбек?

Буса помял в кулаке чёрную бороду.

–  Без Таматархи казна наша оскудела.

Сказал и посмотрел на кагана. А тот уже закрыл глаза и тихо посапывал. Буса поднялся, вышел. Следом за ним покинули палату темник и оглан.

«…Племя хазар воинственное и торговое, - писали в VII веке византийские историки.
– Они кочуют в обширных степях и почти не строят городов. Но сила этого племени несметная. Хазарам платят дань народы, живущие от Хорезма до Херсонеса. И даже некоторые племена славян-русов признают их власть…»

Много лет византийские императоры перед лицом персидской и арабской опасности искали и находили поддержку у хазар.

Но под напором мадьяр и печенегов, прорвавшихся в причерноморские степи, пошатнулась власть Хазарского каганата. Почуяв это, Византия захватила старые греческие города в Крыму. Из союзников Византии хазары стали её врагами.

В борьбе с хазарами византийские императоры использовали печенегов и аланов. Борьба за причерноморские степи между кочевниками подорвала их обоюдную силу. А с тех пор как киевский князь Святослав прошёл Хазарию и захватил Тмутаракань и Саркел, не стало у Хазарского каганата прежней силы.

Ко всему с северо-востока нависли над Хазарией кочевники-гузы, и кто знает, устояли бы хазары, если б не шах Мемун Хорезмский, назвавший хазар своими данниками и посылавший полки против гузов.

–  Расступись! Дорогу!

Шумная толпа раздавалась по сторонам, очищая путь всадникам. Там, где не помогали крики, действовали плётками. Чем ближе пристань, тем толпа гуще, пестрей наряды: камские сермяги, византийские багряницы.

У причала приставленные к иноземным гостям хазарские счётчики вели учёт товарам, брали в казну десятую долю. Не слезая с высокого седла, Буса долго наблюдал за их работой, думал: «Мало товара нынче привозного и отвозного идёт через Итиль. А кагану нет печали, что скудеет Хазарское царство, нечем платить воинам. А чтоб отвоевать у русов Таматарху, для того силу готовить надобно. Каган же и слышать о том не желает. Одно знает - ест да спит».

Толпа обтекала хаканбека и всадника. Тут же вертелись грязные оборванные мальчишки. Глядя на них, Буса вспомнил своё детство. Вот таким он был, как прокатились через Хазарию русы. Тьма воинов была у Святослава. А сколько же их ныне у Мстислава?

От причала, окружённая пешим караулом, отъехала гружёная телега. На ней, свесив ноги, сидит счётчик. Он везёт взятую у иноземных гостей десятину.

Буса тронул коня.

Со смертью посадника Борислава хазарские гости, жившие в Тмутаракани, возымели надежду, что хазарский каган сызнова возьмёт Тмутаракань под свою руку. И всё будет как прежде, ещё до Святослава.

Обадий, старшина хазарских гостей, хорошо помнит то время. Тогда гости хазарские не платили дань. Её собирали с русских, византийских и иных купцов каганские сборщики и отвозили в Итиль. Но пришёл Святослав, разбил войско хазарского кагана, выгнал из Тмутаракани хазарских сборщиков дани и ушёл, оставив в Тмутаракани посадника Борислава с дружиной.

Ныне нет Борислава, но Обадий знает, у кагана нет наготове и силы, чтоб пойти ратью против князя киевского Владимира за Тмутаракань. Такую силу каган соберёт, надо только выждать. А Обадию хочется поторопить время. Он и послал сына своего Байбуха к хаканбеку с вестью о смерти Борислава и о приходе в Тмутаракань Мстислава.