Шрифт:
– Воротим!
– Пошлём ополчение!
– дружно закричало вече, позабыв, что оно только что поддерживало Парамона.
– Вели скликать рать!
– Скотницы наши обильны, людьми мы богаты, зачем нам варяги, сами прогоним Святополка!
– Мыслю я, - вставил князь Ярослав, - нынешней зимой изготовимся, а по весне и двинемся.
Пусть будет так!
– поддержали князя сначала на помосте, а потом и всё вече.
СКАЗАНИЕ СЕДЬМОЕ
1
На княжьем дворе, где некогда, при великом князе Владимире, выставлялись столы для ближней боярской дружины и пел речистый Боян, кричала и бахвалилась шляхта.
По праву победителя и по уговору со Святополком взял король в жены Владимирову дочь Предславу. Не хотела добром, забрал силой. И Червень, и Перемышль с ближними сёлами тоже ему, Болеславу, отошли…
Пьяно похваляется шляхетское рыцарство, звенит серебряными кубками. С утра и допоздна не поднимаются из-за столов…
День хоть и пасмурный, но не дождливый. К вечеру проглянуло солнце, осветило княжеский терем на холме, заиграло в слюдяных разноцветных оконцах хором, на дорогой посуде, уставленной на столах. Пенится янтарный мёд и розовое вино в ендовах, полным-полно на блюдах снеди. Святополк всё выставил для тестя, благодарит, что посадил князем в Киеве…
Грустно Предславе. Похудела и подурнела она. Предслава жалеет, что не покинула Киев вместе с Ярославом. Звал он её. Но разве думала княжна, что коварство Святополка падёт и на неё…
Локоть Болеслава упирается Предславе в бок. Она пробует отодвинуться, но с другой стороны ненавистный Святополк. Он то и дело покрикивает на отроков, рушником вытирает вспотевший лоб. Отроки волокут из глубоких подвалов липовые, замшелые от долгого хранения бочки, мечут на столы яства. Болеслав громко смеётся, и его большой живот колышется, толкает стол. Стол качается, и вино из кубков плещется на белую льняную скатерть.
Шляхта гомонит, выкрикивает здравицы в честь короля, ест и пьёт без меры. Под столами собаки грызут кости, ворчат.
Поодаль от Святополка уселись бояре: Путша с Горясером да Тальц с Еловитом. Меж ними воевода Блуд бородой в стол уткнулся, зевает. Скучно воеводе, не понимает, о чём ляхи говорят. Хмель ударил в голову Блуду, вскочил, стукнул кулаком о стол:
– Эй, шляхетское рыцарство, и вы, бояре, выпьем за князя Святополка!
Бояре поднялись, а Блуд через стол ухватил шляхтича за грудь, заорал:
– А ты почто не поднимаешь, князя не чтишь?
И полез в драку. Воеводу и шляхтича разняли. Блуда из-за стола вывели, уложили в гриднице на лавку. Болеслав Святополку недовольство высказал:
– Старость воеводе разум затмила…
Расходились со свадьбы за полночь. Луна в тучах и темень. Давно спит Киев, лишь псы в подворотнях надрываются да караульные в боярских дворах голоса подают. Тальц с Еловитом покачиваются в обнимку, руками за заборы цепляются. Боярам нет печали, и совесть не терзает их, что вместе со Святополком привели на Русь ляхов, а те города Червень и Перемышль забрали. У Тальца с Еловитом в тех краях нет земель, у них деревни под Киевом.
Тальц с Еловитом хоть и хмельные, а дорогой со свадьбы речь вели о том, сколько кому земли Святополк даст да какие деревни им достанутся, и не заметили, как из-за угла шагнул кто-то, поднял топор и опустил на головы сначала Тальцу, потом Еловиту, проговорив:
– Изменщики, псы смердящие…
Зажился Ивашка в Киеве. В чужом городе день за год кажется. Сам себя корит, зачем ряду с Вышатой держал! Ему бы в Новгороде остаться, ан нет, уломал купец, с собой в Киев позвал. По ряде с Вышатой Ивашка обязан, в Киеве перезимовав, по теплу отправиться с гостевым караваном в Корсунь и Тмутаракань. Соблазнил купец кормчего рассказами о тех городах…
К германскому императору сплавали они попусту. Ярослава повстречали уже на Днепре, когда тот плыл в Новгород. Сошлись ладья с ладьёй на реке, гридни крючьями за борта сцепились, ждали, пока Вышата на княжескую ладью перейдёт, письмо Ярославу отдаст. Ивашка слышал, как, прочитав ответ германского императора, князь сказал: «Иного не ждал…»