Юрий, раздобревший, ставший каким-то расплывчатым, сидел на стольце и свысока оглядывал родственников. Те помалкивали, ожидая начала разговора. Ярослав нервничал, но сдерживался - чуял, что Великий князь может начать с него.

–  Каково вам гостится у меня, всё ли по нраву?
– вдруг молвил Юрий.
– Може, чего недодадено? Може, кому палаты его не красовиты показались?

В стольном Владимире в детинце, где строились ближние княжеские бояре и стояли хоромы самого князя, и впрямь было много теремов один богаче другого. Глаза разбегались не то, что у непривычного к роскоши купца иль новичка-холопа, впервые попавшего на подворье, - даже иные мелкие бояре и удельные князья, что годами безвылазно сидят по своим вотчинкам и дичают там потихоньку, ахали и разводили руками в изумлении. Белый камень, золото и серебро, деревянное и кованое узорочье [270] , цветные изразцы, на окошках привозное стекло и слюда разных мастей, дворовые и челядь одеты пестро и добротно. Ничего не скажешь - богат Владимир. Только Господину Великому Новгороду да в прежние времена самому Киеву равняться с ним. Поговаривали, что не меньшей красотой и казовитостью сияла Рязань, да после устроенного Всеволодом Большое Гнездо пожара увяла, истаяла её краса. И уж ежели князь предлагает выбрать себе хоромы по нраву, вправе любой занять приглянувшиеся.

Покуда Ярослав помалкивал, недоумевая, что могут означать слова Юрия, младший Святослав, за последние годы растерявший свой и без того малый гонор, ответил миролюбиво:

–  Всем мы довольны, князь! За заботу и ласку спасибо тебе!

Самый младший Иоанн наклонил голову в знак согласия.

–  Рад я тому, - распустил в улыбке полные губы Юрий.
– Я вам заместо отца, вы мне - как дети! Все мы одного рода, одного корня, все мы родичи и надлежит нам помнить об этом. Я питаю ко всем вам любовь братскую, как Господь Бог нам заповедывал, желаю только одного - чтоб были промеж нас мир и любовь!

«Эва, куда гнёт!» - мелькнуло у Ярослава. Он уже понимал, чего ради брат затеял весь этот разговор. Но будто его мало учили в прежние времена! Учили все, кому не лень! Всем его норов поперёк горла вставал. А теперь и братец туда же! И ему Ярослав мешает!

Словно читая мысли брата, Юрий продолжал всё так же Спокойно:

–  Я вам, Василько и Всеволод, заместо отца был всегда, уделы ваши в обиду не давал, бояр своих на помощь советом посылал, матушку вашу, моего брата вдову, старался ничем не обойти. Я наравне с родными сынами вас держу, хлопочу о вас, а вы что - за моей спиной, мне не сказавшись, полки оборужаете!.. А супротив кого воевать надумали? Может, поведаете мне?

Василько и Всеволод потемнели лицами, нахмурились, бросали короткие взгляды исподлобья на Ярослава. Тот молчал. То, что Юрий как-то узнал о полках, было ещё полбеды - беда, коль он про остальное сведает.

Оказалось - уже сведал:

–  Брате Ярослав!
– сказал вдруг, и тот чуть не подпрыгнул на месте.
– Сведал я, что ты тоже оборужаешься - дружину свою натаскиваешь, ратников-пешцев собрать хочешь... Уж не ты ли и сыновцев младших на войну сманить решился?.. С тебя станет - ты горячий у нас!

Последние слова прозвучали в устах Великого князя насмешкой.

–  А тебе что за дело в том, брате?
– отмолвил Ярослав сухо.

–  Дело мне в том, что Великий князь Владимирский я, и по чину должен быть главою над всеми вами. Вы же мне хоть и родные, но подвластны... Уж не желаешь ли, с сыновцами уговорившись, попробовать, крепок ли подо мной стол великокняжеский?
– вдруг напрямую спросил он.

Ярослав почувствовал, что все словно отодвинулись от него. Даже Константиновичи, даже верный Ян - и тех не чуял близ себя более. Вспомнилось совсем уж давнее и вроде как неподходящее ополчение Мстислава Удалого против него с Юрием и сражение Липицкое. Тогда он спасся чудом. Что было бы теперь, захоти Великий князь пойти на него войною?

–  Не про то я мыслю, княже, - выдавил он, решив, что лучше согнуться самому, чем ждать, когда тебя сломают другие.
– Но хотя бы и потому!
– прорвалось внезапно затаённое.
– Почто меня моей вотчины лишают? О любви братней толкуешь, а сам первый же!..

–  Да про что ты, Ярослав?
– Юрий даже развёл руками.

–  Как про что? А Новгород?.. Скажешь, не твоими руками, не великокняжеским серебром ныне Михаил Черниговский на столе его сидит? Ты дочь его за Василька сватал, его сестра жена тебе венчанная!..

–  Ах, вот ты что!
– Юрий рассмеялся в густую окладистую бороду.
– Думаешь, что нарочно я Михайлу на новгородский стол усадил?

–  А то нет!
– воскликнул Ярослав.
– Один раз он уж по слову твоему сел, почему бы и вдругорядь там не очутиться?.. Я три года в Новгороде сидел, приручал его, как медведя дикого, а что ныне?

–  И ты думаешь, мне не по нраву пришлась сила новгородская, которая за тебя стояла?
– ошарашил словом брата Юрий.
– Думаешь, обадил [271] я бояр тамошних?.. Свои люди у меня тамо есть, то верно. Но ведь и ты послухов в стенах Господина Великого держишь, не так разве? Чем меня порочить, сыновцев, воспитанников моих, - он обернулся на Константинычей, которые замерли на местах, не смея слова вымолвить, - и меньших братьев на меня подбивать, лучше бы сведал, кто из твоих людей на меня напраслину возводит!

–  По-твоему, ложь то, измыслы недругов?
– не желал сдаваться Ярослав.
– Но как же?.. А Михаил на столе моём?

–  Твой стол - ты его и добывай сам, - сказал, как отрезал, Юрий.
– Добывай в Новгороде, а тут тебе нечего с силой своей ратной делать!..

Ярослав уже поднимался, невольно сжимая кулаки, но тут с места вскочил Святослав.

–  Да что вы, братья-князья?
– торопливо и как-то моляще зачастил он, раскидывая руки в стороны и словно желая броситься между спорящими, - Сцепились, ровно мужики чёрные?.. Не дело то, ой, не дело!