К караульному посту у входа подбирается только Алоиз. Он выглядит добродушным крестьянским парнем, с котомкой за плечами, внешне несколько медлительным и неуверенным в себе. Он долго скребется в дверь караулки, пока не раздается недовольный и сонный голос:

— Вацлав! Кого это черт принес так рано?

«Э, паршивое дело, — думает Алоиз, — их двое, оказывается!»

Вацлав что-то мычит в ответ: он не хочет просыпаться. «Значит, надо покончить с одним, потом с другим», — решает Алоиз и крепко сжимает килограммовую гирю. Нестор Степовой стоит сбоку, прижимаясь к каменной ограде.

Слышатся шаги, затем звякает щеколда, и на пороге показывается караульный — невысокого роста, коренастый, в черной форме гардиста. Увидев крестьянского парня, он сердито рявкнул:

— Чего тебе нужно, болван?

— Вот что надо, черная гвардия, — отвечает Алоиз и, опередив стражника, с огромной силой бьет его по голове. Караульный оседает тяжелым кулем, даже не вскрикнув. Его подхватывает Нестор, выскочивший из-за спины Алоиза, а богатырь лесоруб бросается в темноту боковой каморки на голос второго караульного.

— О-о!.. — вскоре слышится удивленный возглас, тотчас же заглушенный. Из каморки доносятся хрип, возня и грохот опрокинутого стула или стола.

— Ах ты, черная сволочь! — негромко восклицает Алоиз и жалуется в темноту: — Он кусается…

Но когда в каморку врываются Агладзе и Штефан Такач, рот толстяка Вацлава забит кляпом, а руки скручены за спиной.

— На здравье, пан гардист! — вежливо желает Штефан.

— Пан велитель, дайте, я стукну еще раз,- предлагает Алоиз, — этого свинячего гардиста.

— Можно и стукнуть, — соглашается Агладзе.

Вануш Сукасьян с присущей ему аккуратностью связывает первого стражника. Ванушу помогает Нестор.

— Закройте двери! — командует Агладзе. — Теперь порядок. — Капитан осматривается в поисках выхода во двор. — Ковач и Свидоник остаются здесь, никого не выпускают, ждут нас… Такач, Степовой и Сукасьян — за мной! — И они выходят во двор, слабо освещенный мерцающим фонарем, затем проникают в машинное отделение.

Здесь яркий свет, его отражает чисто вымытый пол из желтоватых плит. В центре зала возвышается машина, подмигивает с мраморного щита глазок. В углу, за небольшим столом, читает газету седоусый человек в синем комбинезоне. Двое других работают у небольшого станка.

— Добрый день! — говорит Агладзе и поднимает автомат, взятый в караулке.

Читающий газету откладывает ее, а те двое, у станка, оборачиваются на окрик и мгновенно застывают при виде воинственного человека, на смуглом лице которого особенно выделяются горящие отвагой глаза.

— Чо вам треба? — спрашивает сидящий за столом.

Такач отвечает по-словацки:

— Не шевелиться и не болтать. Мы партизаны. И вся станция в наших руках. Вы окружены.

Тот, что у стола, откашливается. Он все же волнуется, хотя внешне спокоен.

— Мы тоже словаки и знаем, что вы не враги. Но у нас есть дети и жены…

— Он прав, — поддерживает Нестор и достает из крестьянской котомки толовые шашки и бикфордов шнур.

Агладзе согласно кивает.

— Свяжи их, Штефан, и заткни рты, как сделали с теми… Пусть думают немцы, что они сопротивлялись. Вануш и Степовой, займитесь своим делом. Быстро! Времени у нас не много…

— Стоит ли выключать машину? — сомневается Нестор.

— Нет, не стоит. Зачем преждевременно давать знать о себе? — отвечает Вануш.

Нестор и Вануш спокойно обходят вокруг черной махины, выбирая место для закладки тола. Молодые партизаны не очень торопятся, будто Нестор находится в забое родной донецкой шахты, а Вануш прокладывает дорогу в горах своей Армении.

Наконец удобное место найдено.

— Под самые печенки, — отмечает Нестор.

Вануш укладывает тол с той неторопливой обстоятельностью, на какую способны в такие минуты только взрывники.

Это продолжается бесконечно долго для Агладзе и Штефана, следящих за выходными дверьми и окнами, но быстро для связанных электриков. Только теперь они начинают бояться, что вместе с машиной могут и сами взлететь на воздух.

Когда Нестор разгибает спину и вытирает ладонью пот со лба, один из связанных словаков начинает стучать ногами. Такач удивляется:

— Чо пан хце?

— Пан боится загнуться, — догадывается Агладзе. — Скажи, Штефан, что взрыв не повредит им, если они будут лежать смирно. Нас интересует только вот эта мадам, — и он кивает на черную махину. — Она сегодня поперхнется, — и капитан негромко и удовлетворенно смеется.

Штефан переводит, и словак успокаивается, но глаза его испуганно смотрят то на смуглые руки Вануша, тянущие бикфордов шнур, то на ноги Такача, стоящего рядом.