Услышав чьи-то шаги, Ева обернулась.

– Шеф?

– Есть новости, лейтенант?

– Он упорствует, но показания неубедительные. Я дала ему возможность признаться в том, что он забирал с места преступления вещи жертв. Если бы он упомянул о зонтике и туфле, это послужило бы бесспорным доказательством вины. Но он даже никак не отреагировал.

– Я хочу поговорить с ним наедине, лейтенант. И без записи. – Не давая ей возразить, Уитни продолжал: – Я понимаю, что это нарушение закона. И прошу об одолжении.

– А если он сообщит что-то, обличающее его или его сына?

– Я, черт возьми, пока что полицейский, Даллас!

– Хорошо, сэр. – Она отперла дверь. – Я буду у себя.

Майор Уитни вошел в комнату для допросов и обратился к человеку, сидевшему у стола:

– Марко, что за чушь ты тут несешь?

– Джек! – Анжелини попытался улыбнуться. – Я все ждал, когда ты появишься. Боюсь, завтра нам не удастся сыграть в гольф…

– Рассказывай, – буркнул Уитни, усаживаясь за стол.

– Разве лейтенант не ввела тебя в курс дела?

– Диктофон отключен, – сообщил Уитни. – Мы с тобой одни. Давай поговорим, Марко. Ты ведь не убивал ни Сесили, ни остальных.

Марко уставился в потолок, пытаясь собраться с мыслями.

– Людям только кажется, что они хорошо друг друга знают. На самом деле они не знают даже своих близких. Я любил ее, Джек. Всегда любил. А она меня разлюбила. В душе я надеялся, что когда-нибудь она снова меня полюбит. Но – увы!

– Черт возьми, Марко, ты что, думаешь, я поверю, что ты перерезал ей горло только потому, что она с тобой двенадцать лет назад развелась?

– А может, я испугался, что она выйдет за Хэммета. Он ведь только об этом и мечтал, – тихо сказал Анжелини. – У него это на лице было написано. А Сесили не хотела… – Он продолжал говорить спокойно, с легкой грустью. – Ей нравилось быть независимой, но она не хотела расстраивать Хэммета. Печально думать, что рано или поздно она бы сдалась и приняла его предложение. Тогда все действительно было бы кончено, правда?

– Ты убил Сесили потому, что она могла выйти за другого?

– Я всегда считал ее своей женой, Джек. Несмотря на то, что брак был расторгнут.

Уитни помолчал, а потом негромко произнес:

– Я слишком часто играл с тобой в покер, Марко. И знаю твои привычки. Когда ты блефуешь, то обычно барабанишь пальцами по колену.

Рука Анжелини замерла.

– Это совсем не покер, Джек!

– Так ты Дэвиду не поможешь. Полиция все равно будет делать свое дело.

– Мы с Дэвидом… Мы много ссорились в последнее время. И по личным вопросам, и по деловым. – Он устало вздохнул. – Не должны отец с сыном ругаться из-за такой ерунды!

– Но это не лучший способ наладить отношения, Марко.

Анжелини взглянул на него холодно и твердо.

– Позволь мне задать тебе один вопрос, Джек. Если бы кто-то из твоих детей… был обвинен в убийстве. Неужели ты бы не попытался защитить родное дитя?

– Твое идиотское признание не защитит Дэвида.

– Почему идиотское? – спросил Анжелини спокойно. – Я совершил преступление и признаюсь в нем, потому что не хочу, чтобы за него расплачивался мой сын. Скажи, Джек, ты бы стал прятаться за спину собственного сына?

Уитни провел с ним еще двадцать минут, но ничего больше не добился. Сначала они говорили о пустяках: о гольфе, о бейсбольном клубе, одним из хозяев которого был Марко. Потом вдруг Уитни внезапно задавал вопрос об убийствах. Но Марко Анжелини умел вести деловые переговоры, и врасплох его застать было невозможно. Он стоял на своем.

– Черт с тобой, Марко, – только и сказал Уитни перед тем, как Анжелини увели.

В кабинет Евы Уитни вошел, терзаемый болью, виной и страхом. Ева сидела за компьютером и работала.

Впервые за много дней Уитни посмотрел на нее пристально и заметил наконец, как она устала. Бледная, осунувшаяся, с синяками под глазами, волосы торчат в разные стороны… Он вспомнил утро после убийства Сесили. Тогда всю ответственность он возложил на Еву.

– Лейтенант!

Она резко вскочила, вскинула голову и посмотрела на него невидящим взглядом.

– Да, шеф. Удалось что-нибудь сделать?

– Марко настаивает на своих показаниях. Мы имеем право задержать его на сорок восемь часов, не предъявляя обвинения. Я решил, что ему будет полезно посидеть за решеткой и подумать. От адвокатов он по-прежнему отказывается.